• Приглашаем посетить наш сайт
    Татищев (tatischev.lit-info.ru)
  • Обойденные. Часть 2. Глава 4.

    Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    Часть 3: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    Эпилог
    Примечания

    Глава четвертая

    ТУМАННАЯ ДАЛЬ БЛИЗИТСЯ И ЯСНЕЕТ

    Как только дамы вышли из магазина, Анна Михайловна написала к Илье Макаровичу, прося его сегодня же принести ей книжку журнала, в котором напечатана последняя повесть Долинского, и ждала его с нетерпением. Илья Макарович через два часа прибежал из своей одиннадцатой линии, немножко расстроенный и надутый, и принес с собою книжку.

    - Что же это Несторка-то! - начал он, только входя в комнату.

    - А что? - спросила Анна Михайловна, перелистывая с нетерпением повесть.

    - И повести вам не прислал?

    - Верно, у него у самого ее нет. Не скоро доходит за границу.

    Илья Макарович заходил по комнате и все дмухал сердито носом.

    - Читали вы повесть? - спросила Анна Михайловна.

    - Читал, как же не прочесть? Читал.

    - Хороша?

    - Хорошую написал повесть.

    - Ну, и слава богу.

    - Денег он пропасть зарабатывает какую!

    - Еще раз слава богу.

    - А что, он вам пишет?

    - Водчонки пропустить хотите? - спросила Анна Михайловна, не подымая глаз от книги.

    - Нет, черт с ней! Чаишки разве; так от скуки - могу.

    Анна Михайловна позвонила. Подали самовар.

    - Вы на меня не в претензии? - спросила она Илью Макаровича.

    - За что?

    - Что я при вас читаю.

    - Сделайте милость!

    - Скучно без них ужасно,- сказала Анна Михайловна, обваривая чай.

    - И чего они там сидят? - Для Даши.

    Илья Макарович опять задмухал.

    - Знаете, что я подозреваю? - сказал он.- Это у него все теперь эти идеи в голове бродят.

    - Попали пальцем в небо.

    Илья Макарович хотел употребить дипломатическую, успокоительную хитрость и очень сконфузился, что она не удалась.

    - А вот что, Анна Михайловна! - сказал он, пройдясь несколько раз по комнате и снова остановясь перед хозяйкой, сидевшей за чайным столом над раскрытою книгою журнала.

    - Что, Илья Макарович?

    Художник долго смотрел ей в глаза и, наконец, с добродушнейшей улыбкой произнес:

    - Махну-ка я, Анна Михайловна, в Италию.

    - Еще раз перед старостью небо теплое увидеть. Душу свою обогрею.

    - Э, не сочиняйте-ка вздоров! У кого душа тепла, так везде она будет тепла, и под этим небом.

    Илья Макарович не умел сказать обиняком то, что он думал.

    - Их посмотрю,- сказал он прямо.

    - Ну, и что ж будет?

    Илья Макарович долго молчал, менялся в лице и моргал глазами.

    - Обрезонить надо человека; вот что будет! - наконец вымолвил он с таинственным придыханием.

    - Это вы Долинского хотите обрезонивать! Он не мальчик, Илья Макарович. Ему уже не двадцать лет, сам понимает, что делает.

    - И ее,- еще тише продолжал художник.

    - Ее?

    Илья Макарович сделал самую строгую мину и качнул в знак согласия головою.

    - Дашу? - переспросила его Анна Михайловна.

    - Ну, да.

    - Не знаете вы, за что беретесь, мой милый! - отвечала, улыбнувшись, Анна Михайловна.

    - Слово надо сказать; одно слово иногда заставляет человека опомниться,- таинственно произнес художник.

    - Кому же это вы будете говорить, что вы будете говорить, и по какому праву, наконец, Илья Макарыч?

    - Право! С подлецом нечего разбирать прав!

    - Пожалуйста, только не горячитесь.

    - Нет-с, я не горячусь и не буду горячиться, а я только хочу ему высказать все, что у меня накипело на сердце, только и всего; и черт с ним после.

    - Да и ей тоже-с. Воля милости ее, а пусть слушает. А уж я наговорю!

    - Даше?

    - Да-с.

    - О, Аркадия священная! Даже не слова человеческие, а если бы гром небесный упал перед нею, так она... и на этот гром, я думаю, не обратила бы внимания. Что тут слова, когда, видите, ей меня не жаль; а ведь она меня любит! Нет, Илья Макарович, когда сердце занялось пламенем, тут уж ничей разум и никакие слова не помогут!

    - Так что ж они о себе теперь думают! - грозно крикнул и привскочил с места Журавка.

    - А ничего не думают!

    - Как же ничего не думают?

    - А так - зачем думать?

    - Как зачем думать? Помилуйте, Анна Михайловна, да это... что же это такое вы сами-то наконец говорите?

    - Я вам говорю, что они ничего не думают.

    - Да что же он-то такое? После этого ведь он же выходит подлец! - Илья Макарович в азарте стукнул кулаком по столу и опять закричал: - Подлец!

    - За что вы его так браните? Ну, что от этого поправится или получшеет?

    - Зачем же он сбил девушку? Анна Михайловна улыбнулась.

    - Чего вы смеетесь?

    - Над вами, Илья Макарыч! Ничего-то вы не разумеете, хоть и в Италии были.

    - Чего-с я не разумею? Анна Михайловна промолчала.

    - Нет-с, позвольте же, Анна Михайловна, если уж начали говорить, так вы извольте же договаривать: чего это-с я не разумею?

    - Да как вы можете утверждать, что он ее с чего-нибудь сбивал? - сказала Анна Михайловна.

    Илья Макарович дмухнул носом и, помолчав, спросил:

    - Дору никто не собьет и... никто Илью Макаровича ни от чего не удержит.

    Журавка опять забегал.

    - Да... однако ж... позвольте, на что же это она бьет, в чью же-с голову она бьет?! - спросил он, остановившись.

    - Любит.

    - Да-ну-те-ж бо, бог с вами, Анна Михайловна, что ж будет из такой любви?

    - Что из любви бывает - радость, счастье и жизнь.

    - Да ведь позвольте... мы ведь с вами старые друзья. Ведь... вы его наконец любите?

    - Ну-с; так что же далее? - произнесла, немного конфузясь, Анна Михайловна.

    - И он вас любил?

    - Положим.

    - Ничего не понимаю! - крикнул, пожав плечами, Илья Макарович и опять ожесточенно забегал, мотая по временам головою и повторяя с ажитацией,- ничего... ровно ничего не понимаю! Хоть голову мою срубайте, ничего не понимаю!

    - А как же это вы, однако, поняли, что там что-то есть? - спросила после паузы Анна Михайловна с целью проверить свои соображения чужими.

    - Да так, просто. Думаю себе иной раз, сидя за мольбертом: что он там наконец, собака, делает? Знаю, ведь он такой олух царя небесного; даже прекрасного, шельма, не понимает; идет все понурый, на женщину никогда не взглянет, а женщины на него как муха на мед. Душа у него такая кроткая, чистая и вся на лице.

    - Да,- уронила Анна Михайловна, вспоминая лицо Долинского и опять невинно смущаясь.

    - Не полюбить-то его почти нельзя!

    - Нельзя,- сказала, улыбнувшись, Анна Михайловна.

    - То есть именно, и говорю, черт его знает, каналью, ну, нельзя, нельзя.

    - Нельзя,- подтвердила Анна Михайловна несколько серьезнее.

    - Ну, вот и думаю: чего до греха, свихнет он Дорушку!

    Художник вскочил и неистово крикнул:

    - А уж это нет-с! Это извините-с, бо он, низкий он человек, должен был помнить, что он оставил!

    - Эх, Илья Макарыч! А еще вы художник, и "свободный художник"! А молодость, а красота, а коса золотая, сердце горячее, душа смелая! Мало вам адвокатов?

    - То есть черт его знает, Анна Михайловна, ведь в самом деле можно с ума сойти! - отвечал художник, заламывая на брюшке свои ручки.

    - То-то и есть. Вспомните-ка ее песенку:

    То горделива, как свобода,

    То вдруг покорна, как раба.

    - Да, да, да... то есть именно, я вам, Анна Михайловна, скажу, это черт знает что такое!

    Долго Анна Михайловна и художник молчали. Одна тихо и неподвижно сидела, а другой все бегал, а то дмухал носом, то что-то вывертывал в воздухе рукою, но, наконец, это его утомило. Илья Макарович остановился перед хозяйкой и тихо спросил:

    - Ну, и что ж делать, однако?

    - Ничего,- так же тихо ответила ему Анна Михайловна.

    Художник походил еще немножко, сделал на одном повороте руками жест недоумения и произнес:

    - Прощайте, Анна Михайловна.

    - Прощайте. Вы домой прямо?

    - Нет, забегу в Палкин, водчонки хвачу.

    - Что ж вы не сказали, здесь бы была водчонка,- спокойно говорила Анна Михайловна, хотя лицо ее то и дело покрывалось пятнами.

    - Нет, уж там выпью,- рассуждал Журавка.

    - Ну, прощайте.

    - А написать ему можно? - шепотом спросил художник, снова возвращаясь в комнату в шинели и калошах.

    - Господи боже мой! Какая вы дивная женщина! - воскликнул восторженно Журавка.

    - Такая, которую всегда очень легко забыть,- отшутилась Анна Михайловна.

    Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    Часть 3: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    Эпилог
    Примечания
    Раздел сайта: