• Приглашаем посетить наш сайт
    Сомов (somov.lit-info.ru)
  • Обойденные. Часть 2. Глава 2.

    Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    Часть 3: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    Эпилог
    Примечания

    Глава вторая

    ТЕМНЫЕ ПРЕДЧУВСТВИЯ

    Был пыльный и душный вечер. Илья Макарович зашел к Анне Михайловне с синьорой Луизой и засиделись.

    - Что это вы, Анна Михайловна, такие скупые стали? - спросил, поглядев на часы, художник.

    - Чем, Илья Макарович, я стала скупа? - спросила Анна Михайловна.

    - Да вот десять часов, а вы и водчонки не дадите.

    - Que diu? {Что такое? (итал.)} - спросила итальянка, строго взглянув глазами на своего сожителя.

    Илья Макарович дмухнул два раза носом и пробурчал что-то с весьма решительным выражением.

    - Вот срам! Какая я в самом деле невнимательная! - сказала Анна Михайловна, поднявшись и идя к двери.

    - Постойте! Постойте! - крикнул Илья Макарович.- Я ведь это так спросил. Если есть, так хорошо, а нет - и не нужно.

    - Постойте, я посмотрю в шкафу.

    - Пойдемте вместе! - крикнул Илья Макарович и засеменил за Анной Михайловной.

    В шкафу нашлось немного водки, в графинчике, который ставили на стол при Долинском.

    - Вот и отлично,- сказал художник,- теперь бы кусочек чего-нибудь.

    - Да вы идите в мою комнату - я велю туда подать что найдут.

    - Нет, зачем хлопотать! Не надо! Не надо! Вот это что у вас в банке?

    - Грибы.

    - Маринованные! Отлично. Я вот грибчонком закушу. Илья Макарович тут же, стоя у шкафа, выпил водчонки и закусил грибчонком.

    - Хотите еще рюмочку? - сказала Анна Михайловна, держа в руках графин с остатком водки.- Пейте, чтоб уж зла не оставалось в доме.

    Илья Макарович мыкнул в знак согласия и, показав через плечо рукою на дверь, за которой осталась его сожительница, покачал головой и помотал в воздухе пальцами.

    - За здоровье отсутствующих! - возгласил Илья Макарович.

    - Да пейте, бестолковый, скорей! - отвечала шепотом Анна Михайловна, тихонько толкнув художника под руку.

    Журавка как будто спохватился и, разом вылив в рот рюмку, чуть было не поперхнулся.

    - А грибчонки бардзо добрые,- заговорил он, громко откашливаясь за каждым слогом.

    Анна Михайловна, закрыв рот батистовым платком, смеялась от всей души, глядя на "свободного художника, потерявшего свободу".

    - Ахтительные грибчонки,- говорил Илья Макарович, входя в комнату, где оставалась его итальянка.

    Синьора Луиза стояла у окна и смотрела на стену соседнего дома.

    - Пора домой,- сказала она, не оборачиваясь.

    - Ту минуту, ту минуту. Вот только сверну сигареточку,- отвечал художник, доставая из кармана табак и папиросную бумажку.

    Анна Михайловна вошла и положила ключи в карман своего платья и села.

    - Чего вы торопитесь? - спросила она по-французски.

    - Да вон, синьора приказывает,- отвечал по-русски и пожимая плечами Илья Макарович.

    - Пора, дети скучать будут. Не улягутся без меня,- отвечала синьора Луиза.

    - А что-то наш Несторушка теперь поделывает? - спросил Илья Макарович, которого две рюмчонки, видимо, развеселили.

    - А бог его знает,- вздохнув, отвечала Анна Михайловна.

    - Теперь хорошо в Италии!

    - Да, я думаю.

    - А у нас-то какая дрянь! Бррр! Колорит-то! Колорит-то! Экая гадость. А пишут они вам?

    - Вот только десятый день что-то нет писем, и это меня очень тревожит.

    - Не случилось ли чего с Дарьей Михайловной?

    - Бог знает. Писали, что ей лучше, что она почти совсем здорова и ни на что не жалуется, а, впрочем, всего надумаешься.

    - Не влюбился ли Несторушка в итальяночку какую? - посмеиваясь и потирая руки, сказал художник.

    Анна Михайловна слегка смешалась, как человек, которого поймали на самой сокровенной мысли.

    - Нет, Анна Михайловна! На свете нет лучше женщин, как наши русские,- сказал, вздохнув, Журавка.

    - В самом деле? - спрашивала его, улыбаясь, Анна Михайловна.

    - Да, право! Где всем этим тальянкам до нашей, до русской! Наша русская как полюбит, так и пригреет, и приголубит, и пожалеет, а это все...

    - Qua? {Что? (итал.)} - спросила синьора Луиза, услыхав несколько раз повторенное слово "итальянка".

    - Квакай, матушка,- отвечал Илья Макарович, и без того недовольный тем, что его почти насильно уводят домой.- Научись говорить по-русски, да тогда и квакай; а то капусту выучилась есть вместо апельсин, а говорить в пять лет не выучилась. Ну, прощайте, Анна Михайловна! - добавил он, взяв шляпу и подав свернутую кренделем руку подруге своей жизни.

    Анна Михайловна подала руку Илье Макаровичу и поцеловала синьору Луизу, оскалившую при сем случае свои длинные зубы, закусившие русского маэстро.

    - Колорит-то, колорит-то какой! - говорил Журавка, вертясь перед окном передней.- Буря, кажется, будет.

    Ему смерть не хотелось идти домой. Анна Михайловна улыбнулась и сказала:

    - Да, в одиннадцатой линии, как говаривал Нестор Игнатьич, того и гляди, что к ночи соберется буря.

    - Да, сострил шельмец, чтоб ему самому вымокнуть.

    - Будет с него, батюшка мой, и того, что было. Итальянке наскучил этот разговор, и она незаметно толкнула Журавку локтем.

    - Сейчас, матушка! - отвечал он и, обратясь к Анне Михайловне, спросил:- А что, барыня-то его бомбардирует?

    - Нет, теперь, слава богу, не пишет - успокоилась, Анна Михайловна лгала.

    - Экая егарма! - сказал Журавка, дмухнув носом.

    - Вот вам и русская.

    - Кой черт это русская! Вы вот русская, а это черт, а не русская.

    - Идите уж, полно толковать,- сказала Анна Михайловна, видя, что итальянка сердится и несколько раз еще толкнула локтем Журавку, который не замечал этого, слагая свой панегирик некогда сильно захаянной им русской женщине.- Идите, а то того и гляди, что гром грянет и перекреститься не успеете.

    Журавка махнул рукой и потащил за двери свою синьору; а Анна Михайловна, проводив гостей, вошла в комнату Долинского, села у его стола, придвинула к себе его большую фотографию и сидела как окаменелая, не замечая, как белобрюхой, холодной жабой проползла над угрюмыми, каменными массами столицы бесстыдно наглая, петербургская летняя ночь.

    Часто Анне Михайловне выпадали такие ночи, и так тянулось до осени. Письма из-за границы начали приходить все как-то реже. Сначала вместо двух писем в неделю Анна Михайловна стала получать по одному, а там письмо являлось только раз в две недели и даже еще реже. И все письма эти стали казаться Анне Михайловне как-то странными. Долинский извещал в них, что Дорушке лучше, что Дорушка совсем почти выздоровела, а там говорил что-то о хорошей итальянской природе, о русских за границей, а о себе никогда ни слова. Дорушка же только делала приписки под его письмами и то не всегда.

    Анна Михайловна бледнела от своих догадок и ужасно страдала, но письма в Италию писала ровные, теплые, без горечи и упрека. Она не писала им ни чаще, ни реже, но всякое воскресенье своими руками аккуратно бросала одно письмо в заграничный ящик. Иногда вся сила ее над собою истощалась; горячая натура брала верх над разумом, и Анна Михайловна хотела завтра же взять паспорт и лететь в Ниццу, но бессонная ночь проходила в размышлениях и утром Анна Михайловна говорила себе: зачем? к чему? Чему быть, тому уж не миновать,- прибавляла она в раздумье.

    Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    Эпилог
    Примечания
    Раздел сайта: