|
Глава четвертая. Кошка и мышка
В догадке этой было нечто намекающее на что-то, существовавшее на самом деле. Горданов и Глафира должны были встретиться, но как и где?.. На это у них было расписание.
Подъезжая к московскому дебаркадеру железной дороги, по которой Горданов утекал из провинции, он тревожно смотрел из окна своего вагона и вдруг покраснел, увидев прохаживающуюся по террасе высокую даму в длинной бархатной тальме и такой же круглой шляпе, с густым вуалем. Дама тоже заметила его в окне, и они оба кивнули друг другу и встретились на платформе без удивления неожиданности, как встречаются два агента одного и того же дела, съехавшиеся по своим обязанностям. Дама эта была Глафира Васильевна Бодростина.
- Vous etes bien aimable {Вы очень любезны (фр.).}, - сказал ей Горданов, сходя и протягивая ей свою руку. - Я никак не ожидал, чтобы вы меня даже встретили.
Бодростина вместо ответа спокойно подала ему свою правую руку, а левой откинула вуаль. Она тоже несколько переменилась с тех пор, как мы ее видели отъезжавшею из хуторка генеральши с потерпевшим тогда неожиданное поражение Гордановым. Глафира Васильевна немного побледнела, и прекрасные говорящие глаза ее утратили свою беспокойную тревожность: они теперь смотрели сосредоточеннее и спокойнее, и на всем лице ее выражалась сознательная решимость.
- Я вас ждала с нетерпением, - сказала она Горданову, сходя с ним под руку с крыльца дебаркадера вслед за носильщиками, укладывавшими на козлы наемной кареты щегольские чемоданы Павла Николаевича. - Мы должны видеться здесь в Москве самое короткое время и потом расстаться, и может быть, очень надолго.
- Ты разве не едешь в Петербург?
- Я в Петербург не еду; вы поедете туда одни и непременно завтра же; я тоже уеду завтра, но нам не одна дорога.
- Ты куда?
- Я еду за границу, но садись, пожалуйста, в карету; теперь мы еще едем вместе.
- Я не решил, где мне остановиться, - проговорил Горданов, усаживаясь в экипаж. - Ты где стоишь? Я могу пристать где-нибудь поближе или возьму нумер в той же гостинице.
- Вы остановитесь у меня, - ответила ему скороговоркой Бодростина и, высунувшись из окна экипажа, велела кучеру ехать в одну из известнейших московских гостиниц.
в Москве.
- Ты, значит, делаешь меня на это время своим мужем? Это очень обязательно с твоей стороны.
Бодростина равнодушно посмотрела на него.
- Что ты на меня глядишь таким уничтожающим взглядом?
- Ничего, я так только немножко вам удивляюсь.
- Нам не к лицу эти лица. Я везу вас к себе просто для того, чтобы вы не прописывали в Москве своего имени, потому что вам его может быть не совсем удобно выставлять на коридорной дощечке, мимо которой ходят и читают все и каждый.
- Да, понимаю, понимаю. Довольно.
- Кажется, понятно.
И затем Глафира Васильевна, не касаясь никаких воспоминаний о том, что было в покинутом захолустье, не особенно сухим, но серьезным и деловым тоном заговорила с Гордановым о том, что он должен совершить в Петербурге в качестве ее агента при ее муже. Все это заключалось в нескольких словах, что Павел Николаевич должен способствовать старческим слабостям Михаила Андреевича Бодростина к графине Казимире и спутать его с нею как можно скандальнее и крепче. Горданов все это слушал и наконец возразил, что он только не понимает, зачем это нужно, но не получил никакого ответа, потому что экипаж в это время остановился у подъезда гостиницы.
|