|
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Нефора, пропустив шествие, достигла жилища епископа, которое охраняли воины, имевшие приказание от правителя: впускать только тех, кто сам назовет себя христианином, или же тех, кого доставят сюда под надзором полицейские биченосцы, которым приказано было везде разыскать христиан, чтобы у Адера кружок их не был мал и незаметен. И биченосцы исполняли данное им повеление. Хотя добровольно объявляться христианами никто не приходил, но двор епископский был полон насильно согнанных людей обоего пола, которые страшно сетовали, и плакали, и бранили епископа. Он же сидел, склонив голову, и не только не отвечал на обиды, но даже, казалось, и не замечал, что вокруг него происходит. Лицо его было пасмурно и горько. Он так же, как Нефора, совсем не спал минувшую ночь, и нервы его после сильного возбуждения пришли в состояние притупленности. В таком же приблизительно состоянии были и сидевшие близ него пресвитеры и диаконы, из которых последние беспрестанно отлучались, чтобы давать людям пищу.
Чтобы пройти на двор епископа, Нефоре оставалось одно средство — назвать себя христианкой, что она и сделала, и воины, сторожившие вход во двор, тотчас же ее пропустили, оставив снаружи под деревом ее мула и провожатого.
Пробиваясь через толпу людей, теснившихся в неопределенном и раздраженном состоянии на дворе, Нефора видела множество плачущих женщин и детей, и сердце ее сжалось; но когда она с усилием достигла в покои епископа и увидала его окаменелое равнодушие, это ее даже удивило. Увидев Нефору, он не выразил никакого особенного движения и тотчас же перевел глаза на другой предмет и стал потирать одну о другую свои старческие руки.
— Я пришла к тебе по важному делу, — заговорила, несколько поспешая и оглядываясь по сторонам, Нефора.
Епископ молчал.
— Я хотела бы сказать тебе что-то наедине.
— Разве ты христианка?
— Да, я христианка.
— Но... мне кажется... я видел тебя вчера на пиру у правителя... Ты была его гостьей.
— Да, ты меня видел. Я там была... я хотела все знать, что они думают сделать.
— Что же ты хочешь?
— Я страшусь за то, что с вами случится, если вы не сдвинете гору.
Окружавшие епископа пресвитеры, услыхав такие сердобольные слова, тихо толкнули друг друга и прошептали:
— Ее надо выслушать.
— Говори же при них; они все хотят тебя слушать! — отозвался епископ.
Нефора, увидав, что епископ не избегает присутствующих, и сама не стала таиться и заговорила открыто:
— Я удивляюсь тому, что не вижу между вами человека, который вам мог бы оказать всего более пользы в эту пору.
— Кто же он такой? Вероятно, он не наш или он теперь отрекся?
— Нет, он предан христианскому учению, и он не таков, чтобы отречься.
— Назови же скорей его имя.
— Художник Зенон.
И едва лишь Нефора произнесла это имя, как все заговорили наперебой:
— Как! знаменитый Зенон — златокузнец!
— Первый мастер в Египте! Зенон, в котором живет душа Феодора, скульптора царя Амазиса!
— Зенон, кривой, с повязкой на левом глазу, который он потерял вдруг от неизвестной причины.
— Да, да, да; это он, тот самый Зенон — Зенон златокузнец, которого знает и привечает вся знать, в котором воскресло искусство скульптора царя Амазиса, это Зенон с голубою повязкой на левом глазу, который он утратил вдруг и от никому не известной причины. Он скрывает эту причину...
— Да, да; он не говорит о ней никому!
— Вот в том-то и дело! Он должен ее скрывать... А я ее знаю! — сказала Нефора.
— Она знает причину, которую от всех скрывает Зенон! Слушайте!
— Это любопытно.
— Но это не идет теперь к нашему положению и к нашему делу.
— Нет, именно это идет теперь к вашему делу. Зенон тот человек, который вам нужен... Зенон вас может спасти!
— Что она говорит? Что говорит вам госпожа? — закричали на дворе люди, толпившиеся у веранды, на которой Нефора говорила с епископом и пресвитерами, и многие стали всходить на ступени.
— Не толпитесь сюда, иначе вы всех нас собьете с места! — закричал один из пресвитеров. — Стойте смирно, и я расскажу вам, в чем дело. Эта госпожа христианка; она пришла сюда к нам сама, без принуждения, и говорит, что знает человека, который может сделать, чтобы гора сдвинулась с места и пошла в воду...
Но едва лишь пресвитер сказал это, послышался гул голосов, и все люди бросились на террасу и закричали:
— Пусть она всем нам говорит!.. Мы не хотим погибать, мы все хотим слышать, что она скажет!
Терраса покрылась людьми, пресвитеры были смяты, а епископ, покинув свое кресло с высокой спинкой, поспешно скрылся в двери внутренних комнат. Нефора же мгновенно встала на его опустевшее кресло и, взявшись одною рукой за верхнее украшение его спинки, подняла другую свою руку кверху и громко сказала:
— Молчите!
Гул народа утих, и все замолчали.
— Хороша я? — спросила Нефора.
Ей никто ничего не ответил.
— Я не прельщать вас пришла, но хочу рассказывать вам о деле.
— Ты прекрасна!
— Ты прельстишь кого хочешь! — раздались голоса из народа.
— Ты даже можешь заставить забыть страх в виду неминуемой смерти, — произнес голос вблизи самого кресла, на котором стояла Нефора.
— Но все это бессильно было над тем, кого я назову вам: Зенон художник пренебрег моею красотой для слов вашего бога... Он оттолкнул меня, и чтобы не видеть моей красоты, которую я ему отдавала, он вонзил при мне нож себе в глаз. Вот отчего окривел ваш великий Зенон златокузнец, вот как сильна его вера. Зовите скорее его, и если не ложно, что человек с верою может сдвинуть гору, то Зенон сдвинет гору.
Тогда Нефора сказала диакону:
прежде чем придут биченосцы, чтобы гнать вас оцепленными веревкою к Адеру, Зенон будет здесь и сердца ваши утешатся, а я остаюсь с вами залогом моего обещания.
Все так и сделалось, как сказала Нефора. Волнение народа было так велико, что ни епископ, ни пресвитеры уже ни во что не вступались, и над всем положением царила Нефора, на которую все хотели смотреть и ее слушали. Диакон нашел трость и папирус и написал дрожащею рукой: «Зенон! Люди в смертной беде тебя призывают. Приди, облегчи или раздели с ними их участь». Раб Нефоры с этою запиской поехал к Зенону, и все стали ждать: придет ли художник и будет ли приход его вовремя, прежде чем прибудет отряд биченосцев, которые выгонят их к горе Адер.