Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Ж"

1. Детские годы. Глава 8.

Входимость: 1. Размер: 11кб.

Часть текста: всяких глупостей воздержать. Теперь он жил в некотором умиленном состоянии и, воздыхая, повторял прекрасную пословицу, что «земляной рубль тонок, да долог, а торговый широк, да короток». Пословицу эту мы хвалили, но все-таки нас пугала мысль: не пропил ли Кирилл в Москве все деньги, данные ему за наш провоз,— и мы хотели узнать: будет ли ему с чем доставить нас до Киева? Много церемониться было не из чего — и мы откровенно выразили ему наши опасения; но Кирилл нас тотчас же благородно успокоил, и притом сделал самому себе некоторый комплимент, сказав, что он водил медведя, держа рассудок в сумке, и пил только на чужой счет своих земляков, а все деньги забил в сапоги под стельку,— и потому когда товарищи захотели снять с него и пропить те сапоги, то он тут сейчас очувствовался и вскричал караул, но сапог снять не дал, а лучше согласился претерпеть неудовольствие на самом себе, что и последовало. Мы проехали всю Орловскую губернию, встретили в Упорое у сада графа Гейдена первые тополи — и, налюбовавшись ими, вскоре перевалили за широкую балку, посредине которой тек маленький ручеек, служивший живым урочищем, составляющим границу Великой России с Малороссиею. Теперь переезд этот ничего не значит для путешественника, да и он совершается совсем не в том...

2. Жизнь Николая Лескова. Часть 4. Глава 2.

Входимость: 1. Размер: 21кб.

Часть текста: взволнованностью окружающих, будил и зажигал самые "медлительные сердца". Хозяевам домов, в которых он появлялся, не было нужды или заботы "занимать" своих гостей, не приходилось опасаться, что у них кто-нибудь заскучает. Быстро завоевывая общее внимание кипучестью своего темперамента, самобытностью взглядов, суждений, блеском речи, неистощимостью тем, яркостью набрасываемых картин и образов, Лесков царил и властвовал. Даже за сравнительно многолюдными "столами" общий говор постепенно стихал, работа ножей и вилок приглушалась, всем хотелось не проронить ни одного слова невольно вдохновлявшегося в атмосфере общего восхищения "волшебника слова". * Упоминавшаяся выше книга "Гелленбах...", с. 98. ** Архив А. Н. Лескова. В общем, это был интереснейший человек в "обществе" и "свете", ни на минуту не забывавший при этом, что он прежде и больше всего писатель, а писатель должен всегда во всех читающих или слушающих его очищать представления, по-пушкински - пробуждать чувства добрые   9 . Жило в Лескове еще одно очень ценное, незаслуженно мало отмеченное и едва ли не призабытое свойство - неиссякаемая и неустанная потребность живого, действенного доброхотства. Здесь он отрешался or своей широко известной суровости, как бы преображался, а случалось иногда - и "возносился". Где-то в глубине его непостижимо сложной души таилась живая участливость к чужому горю, нужде, затруднениям, особенно...

3. На краю света. Глава 7.

Входимость: 2. Размер: 10кб.

Часть текста: мне своим оленьим рукавом по лицу, мои смерзшиеся веки оттаяли и открылись. Но для чего? что было видеть? Я не знаю, может ли быть страшнее в аду: вокруг мгла была непроницаемая, непроглядная темь — и вся она была как живая: она тряслась и дрожала, как чудовище,— сплошная масса льдистой пыли была его тело, останавливающий жизнь холод — его дыхание. Да, это была смерть в одном из самых грозных своих явлений, и, встретясь с ней лицом к лицу, я ужаснулся. Все, что я мог проговорить, это был вопрос о Кириаке — где он? Но говорить было так трудно, что дикарь ничего не слышал. Тут я заметил, что он, говоря мне, нагибался и кричал мне под треух в самое ухо, и сам я под треух ему закричал: — А где наши другие сани? — Не знаю, бачка,— нас разбило. — Как разбило? — Разбило, бачка. Я хотел этому не верить; хотел оглянуться, но никуда, ни в одну сторону не видать ничего: кругом ад темный и кромешный. Под самым моим боком у саней что-то копошилось, как клуб, но не было никаких средств видеть, что это такое. Спрашиваю дикаря, что это. Тот отвечает: — А это, бачка, собачки спутались — греются. И вслед за тем он сделал в этой тьме какое-то движение и говорит: — Падай, бачка! — Куда падать? — Вот сюда, бачка,— в снег падай. — Погоди,— говорю. Мне еще не верилось, что я потерял своего Кириака, и я привстал из саней и хотел позвать его, но меня в то же мгновение и сразу же задушило, точно как заткнуло всего этою ледяною пылью, и я повалился в снег, причем довольно...

4. Печерские антики. Глава 34.

Входимость: 2. Размер: 5кб.

Часть текста: ли живете? — Ничего бы, — отвечает, — если бы не рак. — Какой рак? — А как же, — говорит, — ведь у меня рак в желудке; я скоро умру. — Да почему вы знаете, что у вас рак? — Много докторов видели, все одно сказали: рак. Да я и сам вижу. Почти никакой пищи принять не могу, от всего извергает. — Чем же вы лечитесь? — Прежде лечился, а ныне бросил, один морковный сок натощак пью. Все равно пользы никакой быть не может. — Отчего вы так печально думаете? — Помилуйте, разве я дитя, что не понимаю. Тридцать ведь, сударь, лет и три года этакое тиранство я соблюдал при дедушке Малахии! Ведь это вспомянуть страшно становится. Он говел в летех своих заматорелых, а я одно и такое же мучение с ним претерпевал в цветущей моей младости. — И кроме того он вас, помнится, очень бил. — Да, разумеется, «началил», да это ничего, без того и невозможно. А вот голод — это ужасно. Бывало, в госпожин пост и оскребки из деревянной чашки все со щепой переешь и, что в земле случаем ногами втоптано, везде выковыряешь да проглотишь, а теперь вот через это староверское злое безумие и умирай без времени, а детей пусти по миру. — Вы, — говорю, — пост называете безумием? — Да-с. А что такое? Впрочем, не осудите, с досады иной раз, как о ребятишках вздумаешь, очень что-нибудь скажешь. Детей жалко. — А как теперь ваши религиозные убеждения? Он махнул рукою. — Тропарь по-старому не поете? Гиезий улыбнулся и отвечал: — Что вспомнили! — пел, да уже и позабыл. — Как позабыли? — Ну, господи ...

5. Некуда. Книга 2. Глава 8.

Входимость: 5. Размер: 27кб.

Часть текста: лет на пять моложе Розанова, но в нем обнаруживалось больше зрелости и спокойного отношения к жизни, чем в Розанове. Лобачевский только третий год окончил курс, но уже напал на торную дорогу. Он неусыпно занимался женскими и детскими болезнями и успел составить себе репутацию хорошего специалиста. В это же время он отделывал свою докторскую диссертацию и мечтал о заведении собственной частной лечебницы. Лобачевский был не охотник до знакомств и сидел почти безвыходно дома или в последнее время у Розанова, с которым они жили дверь обо дверь и с первой же встречи как-то стали очень коротки. После утра, проведенного вместе, врачи отправлялись на ранние визитации по своим палатам. Это брало около трех часов времени, особенно у Розанова, получившего себе сыпную палату, где требовались беспрестанные ванны да промыванья и обтиранья. В два часа Розанов с Лобачевским съедали вместе обед, за который каждый из них платил эконому по семи рублей в месяц. Затем Лобачевский начинал читать тот или другой иностранный клинический или медицинский журнал, а Розанов слушал, лежа на диване. В пять часов снова нужно было идти на вечерние визитации,...