Поиск по творчеству и критике
Cлово "PER"
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 105кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 6кб.
Часть текста: то они тешатся». Вы же мне милы, и я думаю, что и я Вам не постыл. Затем каждый из нас остается с своею самостию и своими особинами. Я раздражителен — это правда, и это очень большой недостаток. Извинения мне нет, а только объяснение есть: я терпеть не могу никакого доктринерства и профессорского тона где бы то ни было, и потом я не люблю откладывать то, что можно сейчас сделать (хорошего). У Вас же все делается с ужасающей медленностью. Это мне беда видеть!.. Этак (по-моему) дело делать не следует, а, по-Вашему, так только и следует... Очевидно, не столкуемся. «Завтра не наше: наше только сегодня». Надо им дорожить и делать все, что можно, «доколе день есть». Объяснять же и отражать можно все. Известно ведь, что «доказать можно все». В издательстве заметен упадок, и значение фирмы подорвано. Надо спросить per cui bono. 1 Того и гляжу, что оно совсем задерет ножки... И можно будет доказать, что и это тоже очень хорошо. «Вышло-де то, что могло выйти». Я с этим ни за что не хочу мириться. — За обещание прислать мне фотографию Анны Константиновны — очень Вам благодарен. Я буду ждать обещанного. Почему, однако, фотография «грех»?.. «Блюдите, брате, како опасно ходите!..» Этак, пожалуй, скоро и почта станет, пожалуй, «спорым грехом». Черты одушевленного и выразительного лица могут, однако, вдохновлять и бодрить мысль... Почему же это грех? После этого, пожалуй, и чернослив после обеда грех есть... Эй, «блюдите, брате, како опасно ходите!» Этим аллюром люди доходили до вреда своему делу с великою борзостию. Впрочем — моя речь не пословица, а говорю я как думаю, может быть и глупо, но «блюдите»... Летом еще не знаю, как распоряжусь. Если будут средства, хочу видеть...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: лицо тоже оживлено большим вниманием. А Корибант продолжал: - Я ей сказал: вы мне сами дались в руки! И Питулина смутилась. Тут Корибант даже засмеялся от удовольствия, какое принесло ему воспоминание о смущении Питулины, и представил ее манерою: - Как именно я попалась в руки? Что такое я сказала дурное?.. За что вы хотите меня... "по большой Тверской, по Калязинской"? - И представьте себе - эта удивительная дама вдруг вся встревожилась и понесла: - Можете именно спросить у всех старых дворян в Орловской губернии, что я ничего не выдумала: Козюлькин действительно был, и Анна Николаевна Зиновьева существовать изволили... - Успокойтесь, - сказал ей Корибант, - вам совсем нечего пугаться: вы отнюдь не сказали ничего дурного, а напротив, вы сказали самое прекрасное и достойное подражания! Этот ваш Козюлькин, хоть мелкий и ничтожный человек, но он в своем роде именно трогателен; а Анна Николаевна Зиновьева эта - просто прелесть и даже прекрасна! В ней вы даете всем живой пример и урок того, как должна поступать настоящая высокопоставленная дама. Именно так и надо поступать, как поступила Анна Николаевна: она, как настоящая "первая дама", - взяла высеченного господина Козюлькина и прошла с ним в первой паре в полонезе. И этим все сказано. Dixi! Я сказал! - Dixi! - опять повторил Корибант и, поклонясь картинно нашей дипломатической вдохновительнице, он сел - и умолк. Момент был чрезвычайный - острый и в то же время какой-то...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: Доски с надписями, которыми «строго воспрещалось» чинить эти дома и были указаны сроки их сломке, красовались на их углах, но дома упорно избегали определенной им злой участи, и некоторые из них едва ли не уцелели до настоящего времени. Во мнении жителей шияновские дома охраняла от «бибиковского разорения» одна необычайная личность, создавшая себе в то время героическую репутацию, которая, казалось бы, непременно должна перейти в легенду. Быстрое забвение подобных вещей заставляет только поникнуть головою перед непрочностию всякого земного величия. Легендарная личность был артиллерии полковник Кесарь Степанович Берлинский, на сестре которого, кажется Клавдии Степановне, был женат покойный Шиянов. Таких людей, как Кесарь Степанович, нет уже более не только в Киеве, но, может быть, и во всей России. Пусть в ней никогда не переводятся и, вероятно, вперед не переведутся антики, но «печерский Кесарь» дважды повторен быть не может. Сказать, что Берлинский «управлял» домами Шиянова, было бы, кажется, не точно, потому что управлял ими, по выражению Берлинского, «сам господь бог и Николай угодник», а деньги с квартирантов собирала какая-то дама, в конторскую часть которой не вмешивались ни господь бог, ни его угодник и даже ни сам Кесарь Степанович. Этот герой Печерска, как настоящий «Кесарь», только господствовал над местностью и над всеми, кто, живучи здесь, обязан был его знать. Кесарь Степанович нравственно командовал жильцами обеих Шияновских улиц и вообще всею прилегающею областию за базаром. Всех он содержал в решпекте и всем умел давать чувствовать свое авторитетное военное значение. Слово «момент» , впоследствии основательно истасканное нашими военными ораторами, кажется, впервые было пущено Берлинским и с его легкой руки сделалось необходимым подспорьем русского военного ...
Входимость: 1. Размер: 21кб.
Часть текста: Часть 4. Глава 5. ГЛАВА 5 КОЛЫВАНЬ Лесков верил и исповедовал, что впечатления, воспринимаемые мозгом настоящего писателя, болезненно остры, что эхо у него сильнее первоначального сотрясения, сильнее исходного звука. В этом и сила и несчастье даровитого писателя, никогда к тому же не забывающего, что "музы ревнивы" и служить им надо всеми силами и кровью сердца своего. В итоге, искренний и темпераментный писатель - мученик. Лесков им и был. За долгие рабочие месяцы ранней осени, зимы и поздней петербургской весны он, со своими "обнаженными" или "ободранными" нервами, совершенно и физически и духовно изматывался, жаждал летнего роздыха, близости к природе. Астматический и тучный, он с четвертого десятка лет стал плохо переносить жару и не тяготел больше к югу. Напротив, его манила и пленяла, влекла к себе прохлада, свежесть влажных северных широт. Отсюда шла любовь к лесистым побережьям Балтики, к "Озилии", к Ревелю, Риге, Аренсбургу на Эзеле, а в совсем поздние, сильно недужные годы к более близким к Петербургу усть-наровским дачным побережным поселкам. Но и в этих, казалось бы таких тихих и благопристойных, старательно к тому времени онемеченных, уголках не всегда и не все протекало идиллически тихо и уютно, или, как он, прибегая в одном из своих рассказов ("Антука") к немецкой терминологии, писал "gemutlich". В 1870 году, после долгих обсуждений, расспросов и колебаний, для летних морских купаний был избран хваленый ревельский "штранд" 25 . Следовать туда решили морем. Это обещало столько новых ощущений! Кроме того, это было удобнее, просторнее и дешевле железной...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: поклонилась и покраснела. Ее, видимо, конфузила непривычная роль хозяйки. — Без церемонии, господа, — прошу вас поближе к самовару и к хозяйке, а то я боюсь, что она со мною, стариком, заскучает. — Как вам не грех, папа, так говорить, — тихо промолвила Женни и совсем зарделась, как маковый цветочек. — Петр Лукич подговаривается, чтобы ему любезность сказали, что с ним до сих пор люди никогда не скучали, — проговорил, любезно улыбаясь, Зарницын. — Да смейтесь, смейтесь! Нет, господа, уж как там ни храбрись, а пора сознаваться, что отстаю, отстаю от ваших-то понятий. Бывало, что ни читаешь, все это находишь так в порядке вещей и сам понимаешь, и с другим станешь говорить, и другой одинаково понимает, а теперь иной раз читаешь этакую там статейку или практическую заметку какую и чувствуешь и сознаешь, что давно бы должна быть такая заметка, а как-то, бог его знает... Просто иной раз глазам не веришь. Чувствуешь, что правда это все, а рука-то своя ни за что бы не написала этого. Даже на подпись-то цензурную не раз глянешь, думаешь: «Господи! уж не так ли махнули, чего доброго?» — А вам это все ничего, даже мало кажется. Я вон лрочел в приказах, что Павел Иванович Чичиков в апреле месяце сего года произведен из надворных советников в коллежские советники. Дело самое пустое: есть такой Чичиков, служит, его за выслугу лет и повышают чином, а мне уж черт знает что показалось. Подсунули, думаю, такую историю в насмешку, а за эту насмешку и покатят на тройках. После-то раздумал, а сначала... Нет, мы ведь другой школы, нам теперь уж на вас смотреть только да внучат качать. — А знаете, Евгения Петровна, когда именно и по какому случаю последовало отречение Петра Лукича от единомыслия с людьми наших лет? — опять любезно осклабляясь, спросил...
Входимость: 1. Размер: 105кб.
Часть текста: Лесков. Еврей в России Аннинский. Несколько замечаний по еврейскому вопросу Лесков, читаемый сегодня История этого текста, написанного популярнейшим русским классиком и, однако, до сей поры практически читателям неизвестного, выясняется из двух источников: из книги Андрея Лескова "Жизнь Николая Лескова" (М" 1984.Т.2. С.226-228) и из комментариев известного историка и архивиста Юлия Гессена. История такова. После того как на юге России в 1881-1882 гг. прошла волна погромов, царское правительство решило создать для рассмотрения причин произошедшего особую комиссию. Ее возглавил граф К.Пален. Вопрос стоял в следующей плоскости: являются ли погромы ответом "толпы" на эксплуатацию, которой якобы подвергали евреи окружающее население, и соответственно надо ли для устранения причины погромов пресечь экономическую деятельность евреев и отгородить их от прочего населения или надо решать еврейскую проблему на путях общего развития народной жизни, вовлекая евреев в общегражданский процесс. Таков был контекст. Стремясь участвовать в работе комиссии Палена и влиять на ее решения, еврейская община Петербурга решила подготовить соответствующие материалы, заказав нескольким писателям, евреям и неевреям, тематические разработки. Лесков был избран в качестве автора по теме "быт и нравы евреев". Выбор Лескова в качестве автора был неслучаен, хотя и не лишен пикантности: автор "Владычного суда", "Жидовской кувырколлегии" и...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: что Петр Карлович этого сделать не может. А почему не может — про то опять пошли речи, в коих я еще раз наблюдал, как трудно вельблуду лезть сквозь игольное ухо. Удивлялись не тому, что права свободного художника были бы неудобны при добыче материалов, а тому, что «неужто-де Щеб<альский> не может посвятить этому труду каких-нибудь два, три года, чтобы потом разом» , и пр., и пр. Я их удивил, что, мол, вероятно, не может. — А ведь это, — говорят, — пустяки. — Да как же, — я говорю, — не пустяки, когда будь у него наготове пятнадцать — двадцать тысяч, и он бы, конечно, охотно отдался этому труду. Тут взахались, а Тютчев меня поддержал, что боже-де мой: неужто же у нас и такого содействия человеку не найдется? А я говорю, что этого содействия надо не промеж нас искать, где Голь, Шмоль да К°, а вот если бы Владимир Петрович довел об этом до ведома государя-наследника да там бы поштудировал... Мещерский взогрелся и, оборотись ко мне, отвечал: — Знаете, вы прочитали во мне мою мысль. Где живет Щеб<альски>й? Я назвал путь Вашей дачи. — Я непременно к нему съезжу, — отвечал Мещ<ерский>, — и буду с ним говорить. Чтобы начать говорить с вел<иким> князем, надо прежде хорошенько условиться с Щеб<аль>ским, что ему нужно? С той поры Мещ<ерский> все выезжает и никак не выедет и, наконец, на сих днях сказал мне: не поедем ли мы с ним вместе. Ко мне же неделю тому назад приехал из Киева мой брат, и вот все так перебуравилось до того, что я некоторым образом и виноват даже перед Вами, хотя часто и часто размышлял о вас и желал Мещерскому доброго почина в Вашу пользу. «Русский вестник» совсем другое дело. По корыстным побуждениям, я, конечно, желал бы видеть Вас редактором этого журнала, но более радости было бы, если бы Вас ссудили на покойных условиях хорошею суммою и Вы предались бы стройному, созерцательному труду, который бы собрал Ваши растраченные в статейной работе силы, поднял Ваш благородный дух,...