Поиск по творчеству и критике
Cлово "CONCORDIA"
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: был приходский православный священник, пел в зале молебен и служил водосвятие; потом священник взял в одну руку крест, а в другую кропило, а Фридрих Фридрихович поднял новую суповую чашу с освященною водою, и они вместе обошли весь дом, утверждая здание во имя отца, и сына, и святого духа. В зале, когда священник разоблачился и стал благословлять подходящую прислугу, Шульц тоже испросил и себе его благословения и поцеловал его руку. Священник сконфузился. — Батюшка!— проговорил Шульц.— Этого наш долг требует. Священник хотел что-то отвечать, но Шульц предупредил его. — Оно, конечно, это ни для меня и ни для вас не нужно; но это так долг повелевает. Шульц пригнулся к уху священника и, слегка кося глазами на суетившуюся прислугу, добавил: — Для них этот пример совсем необходимый. Священник согласился. — Основательно, весьма основательно, Фридрих Фридрихович,— ответил он Шульцу. — Эх, батюшка, да зовите меня просто Федор Федорычем. Ведь это вшистко едно, цо конь, цо лошадь. — Так-с, Федор Федорыч; так-с. — Ну, так этому и оставаться. Два дня происходила переноска мебели и установка хозяйской квартиры, на третий день вечером был назначен банкет. Берта Ивановна говорила, что банкет следует отложить, что она решительно не может так скоро устроиться, но Шульц пригнал целую роту мебельщиков, драпировщиков и официантов и объявил, чтоб завтра все непременно было готово. — Ужасно это, ей-богу, у тебя все как вдруг, Фриц,— говорила, слегка морщась, Берта Ивановна. — А вы вот лучше смотрите-ка, Берта Ивановна, как бы мы с вами в новом доме не поссорились,— отвечал ей супруг, собственноручно приколачивая с обойщиком карнизы драпировок. ...
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Часть текста: и при повороте оба вдруг в такт пощелкивали себя сложенными листами своих просьб, гусар сзади по ляжке, а барышня спереди по кораблику своего корсета, служившего ей в этом случае кирасою. У окна на самом горячем солнопеке сидел совсем ослизший пескарь — белый человечек лет двадцати, обливавшийся потом; он все пробовал читать какую-то газету и засыпал. У другого окна целая группа: шилистая, востроносая пестрая щука в кавалерийском полковничьем мундире полусидела на подоконнике, а пред нею, сложа на груди руки, вертелся красноглазый окунь в армейском пехотном мундире. Правый и левый фланг занимали выстроившиеся шпалерами мелкие рыбки вроде снятков. Щука это был полицеймейстер, окунь... был окунь, а мелочь улыбалась, глядя в большой рот востроносого полицеймейстера, и наперерыв старалась уловить его намерение сострить над окунем. Бедный, жалкий, но довольно плутоватый офицер, не сводя глаз с полицеймейстера, безумолчно лепетал оправдательные речи, часто крестясь и произнося то имя божие, то имя какой-то Авдотьи Гордевны, у которой он якобы по всей совести вчера был на террасе и потому в это время «физически» не мог участвовать в подбитии морды Катьке-чернявке, которая, впрочем, как допускал он, может быть, и весьма того заслуживала, чтоб ее побили, потому что, привыкши обращаться с приказными да с купеческими детьми, она думает, что точно так же может делать и с офицерами, и за то и поплатилась. В этой группе разговор не умолкал. Хотя сама героиня Катька-чернявка скоро была позабыта, но зато все беспрестанно упоминали Авдотью Гордевну и тешились. Я узнал при сем случае, что Авдотья Гордевна бела как сахар, вдова тридцати лет и любит наливочку, а когда ...