Поиск по творчеству и критике
Cлово "ADIEU"
Входимость: 4. Размер: 3кб.
Входимость: 4. Размер: 7кб.
Входимость: 2. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 4. Размер: 3кб.
Часть текста: Совместители. Глава 10. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Спустя столько времени, сколько Ивану Павловичу показалось нужным для того, чтобы дело его имело надлежащий вид, он подал своему директору записку о разрешении ему вступить в законный брак с Марьей Степановной. Граф Канкрин хотя с неудовольствием, но все-таки не отказал в просьбе Марьи Степановны и был у нее посаженым отцом. Иван Павлович для этого случая обнаружил всю тонкость своего практического ума: он устроил свадьбу «по-английски» — тихую, в маленькой домовой церкви, состоявшей на особых правах. Министр ни малейшим образом не имел причины пожалеть о том, что он уступил последней просьбе своей милой знакомой, которой уже ранее сказал свое «adieu». Она ему, впрочем, напомнила об этом «adieu», когда, по приезде из церкви, осталась на короткое мгновение вдвоем с глазу на глаз с графом. — «Adieu», — сказала она, — может говорить женщина мужчине, но не мужчина женщине. Вы меня оскорбили — это на вас не похоже. Граф извинился рассеянностью. — Я очень рада, а то я начинала думать, что вы способны забывать свои самые лучшие философские правила. — Например, какие? — Никогда не говорить «никогда». Вы меня этому учили, и я помню. Граф засмеялся — как будто этим ему было приведено на память что-то очень смешное и в то же время приятное. — А что, видите, — вы мне, верно, не льстили, находя у меня «философскую складку». — О, я вам нимало не льстил! Вы не только имеете «философскую складку», но вы совсем великий практический философ. — И что же, должна ли я теперь сказать вам «adieu»? — Mon ange, 1 — вы можете по-прежнему сказать аu revoir. И он взял и поцеловал ее руку, а она слегка коснулась его лба и слегка же уронила ему в ответ: — По-прежнему. 1 Мой ангел (франц.).
Входимость: 4. Размер: 7кб.
Часть текста: велела, тогда получишь вдвое больше. Горданов взял деньги и поцеловал ее руку. Он был смят и даже покраснел от сознания своего наемничьего положения на мелкие делишки, в значении которых ему даже не дают никакого отчета. Он даже был жалок, и в его глазах блеснула предательская слеза унижения. Бодростина смотрела на него еще минуту, пока он нарочно долго копался, наклоняясь над своим портфелем, и, наконец встав, подошла к нему и взяла его голову. Горданов наклонился еще ниже. Глафира повернула к себе его лицо и поцеловала его поцелуем долгим и страстным. Он ожил... Но Глафира быстрым движением отбросила от себя обвившие ее руки Горданова и, погрозив ему с улыбкой пальцем, подавила пуговку электрического звонка и сама отошла и стала против зеркала. Приказав вошедшему на этот зов слуге подать себе счет, Глафира добавила: - Возьмите, кстати, у барина письмо и опустите его тотчас в ящик. Слуга ответил: - Слушаю-с. И, взяв из рук Горданова письмо к Ларе, безмолвно удалился. Глафира спокойно начала укладывать собственноручно различные мелочи своего дорожного багажа, посоветовав заняться тем же и Горданову. Затем Бодростина посмотрела поданный ей счет, заплатила деньги и, велев выносить вещи, стала надевать...
Входимость: 2. Размер: 5кб.
Часть текста: сиятельство — Надо иметь не протекцию, а способности и доброе прилежание при добром поведении. Это гораздо надежнее. — Никак нет, ваше сиятельство. — Что значит ваше «никак нет»? — Протекция гораздо надежней. — Что за вздор вы говорите! — Нет-с, это действительно так. — Перестаньте, пожалуйста! Это даже думать так стыдно. — Отчего же, ваше сиятельство, стыдно, — я это беру с практики. — С какой практики? Велика ли еще ваша практика! Вы так молоды. — Молод действительно, ваше сиятельство, но все так говорят, и я тоже по себе заключаю: я считаюсь и способным, и все старание прилагаю, и ни в чем предосудительном в поведении не замечен, в этом, я думаю, Марья Степановна за меня поручиться может, потому что я ей уже три года известен... — Ах, вы уже три года знакомы! — перебил граф. — Это раньше меня! — Несколько менее, — заметила Марья Степановна. — Да, действительно менее, — подхватил Иван Павлович. — Он, однако, вовсе не застенчив, — шепнул ей на ухо граф. — Вы его обласкали. — Правда ваша, правда. — А кто это, молодой человек, ваш главный начальник, при котором так мало значат труды и способности, а все зависит от протекции? — Прошу прощения у вашего сиятельства: этот вопрос меня затрудняет. — Не стесняйтесь! Мы здесь встретились просто у общей знакомой — милой и доброй дамы и можем говорить откровенно. Кто ваш главный начальник? — Вы, ваше сиятельство. — Как я! — Точно так, ваше сиятельство: я служу в министерстве финансов. — Ну, послушайте, — обратился граф по-французски к Марье Степановне, — он совершенно не застенчив. Та сделала нетерпеливое движение. — Отчего же я вас, Иван Павлович, никогда не видал? — спросил граф. — Нет, вы изволили меня видеть, только не заметили. Я во все праздники являюсь и расписываюсь на канцелярском листе раньше многих. — Да как же, наконец, ваша фамилия? — Я называюсь N—ов. — N—ов, — так я...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: встретил Фебуфиса чрезвычайно радушно и весело поздравил его с большим успехом у герцога. — Ваш ответ вашим озлобленным завистникам привел в совершенный восторг герцога, — начал он, усаживая перед собою художника. — Его светлость изволил поручить мне выразить вам его полное сочувствие вашим прекрасным мыслям, и если при этом могут иметь какое-нибудь значение мои мнения, то я позволю себе сказать, что и я вам вполне сочувствую. Я прочитал ваше сочинение. Герцог желал этого, и я был должен прочесть и исполнился радости за вас и скорби за себя... Да, в числе моих помощников нет ни одного, который имел бы такие ясные взгляды и умел бы так хорошо их отстаивать. Фебуфис поклонился, а сановник пожал его руку и сказал, что если бы он не был великим художником, то он ни на кого бы смелее, чем на него, не решился указать как на способнейшего дипломата. — Значит, я теперь могу выпустить написанное в свет? — Нет. И это не нужно. Это само по себе так светло, что не нуждается во внешнем свете. Герцог на вашей стороне. Вам сейчас предстоит удовольствие увидать, что именно его светлость начертал наверху ваших верноподданных слов своею собственною бестрепетною рукой. Произнеся с горделивым достоинством эти слова, сановник взял на колени малиновый бархатный портфель с золотым выпуклым вензелем и таким же золотым замком, помещенным в поле орденской звезды. Затем ...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: расстроена. У меня горе, в котором мне не к кому прибегнуть, не с кем посоветоваться, кроме вас! Вас это может удивить, если вы думаете, что я только светская кукла и ничего более. Если вы так думаете, то вы очень ошибаетесь. Но, во всяком случае, что бы вы ни думали обо мне, я вам говорю, что у меня горе, большое горе. Чем я ничтожнее, тем оно для меня тяжелее. Мне приходится бороться с тяжелыми для меня требованиями и мне не с кем обдумать моего положения, не с кем сказать слова. Вы - человек с сердцем и человек любивший; умоляю вас, помогите мне хоть одним теплым словом! Если вы не хотите быть у нас, если не хотите у нас с кем-нибудь встретиться, то завтра попозже в сумерки, как стемнеет, будьте на том месте, где мы с вами гуляли вдвоем утром, и ждите меня - я найду случай уйти из дома. Надеюсь, что у вас недостанет холодности отказать мне в такой небольшой, но важной для меня услуге, хоть, наконец, из снисхождения к моему полу. Помните, что я буду ждать вас и что мне страшно будет возвращаться одной ночью. Письмо сожгите". Трудно поручиться, достало ли бы у Долинского холодности не исполнить просьбу Веры Сергеевны, если бы он прочел это послание; но он не читал ни одного из ее писем. Как только m-me Бюжар подавала ему конверт, надписанный рукою Веры Сергеевны, он судорожно сминал его в своей руке, уходил в угол, тщательно сжигал нераспечатанный конверт, растирал испепелившуюся бумагу и пускал пыль за свою оконную форточку. Он боялся всего, что может хоть на одно мгновение отрывать его от дум, сетований и таинственного мира, создаваемого его мистической фантазией. Наконец, все его оставили. Он был очень этому рад. Окончив работу, он с восторженностью начал изучать пророков и жил совершенным затворником. А тем временем настала осень, получилось разрешение перевезти гроб Даши в Россию и пришли деньги за напечатанную повесть Долинского, которая в свое время многих поражала своею оригинальностью и носила сильный отпечаток душевного настроения автора....
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Часть текста: Сергеевна,- думал он, засыпая: - и она, пожалуй, будет делать такие же чудеса. Отчего же ей их не делать?.. А теперь она еще, кажется, девушка хорошая. Любить ей очень хочется, говорила Даша, да почему Даша это могла знать?.. Вздор это!.. А какая у нее, однако, фигура! Рука какая... У Доры была крошечная лапка, но не такая. И какая грация во всем! Раса, значит. Конечно, они не рождены для вдохновений и молитв; но бедуинкой - на арабском коне разъезжать с оливковым шейхом..." И вот видится Долинскому Вера Сергеевна на огневом арабском коне, а возле нее статный шейх в белом плаще, и этот шейх сам он, Долинский. "Поскачем",- говорит ему Вера Сергеевна, и они несутся, несутся; кругом палящий зной, в сонном воздухе тихо дремлют одинокие пальмы; из мелкого кустарника выскочил желтый лев, прыгнул и, притаясь, лег вровень с травою. "Не отставай!" - говорит ему Вера Сергеевна, оскорбляя своего скакуна ударом. "Не отставай!" - повторяет она, уносясь от него далее. "Не отставай же, не отставай!" - кричит она чуть слышно, вовсе исчезая из его глаз за красною чертою огненного горизонта. Конь Долинского ни с места, он храпит и пятится. На небе темнеет, надвигается ночь, лошадь Долинского все дрожит, все мнется, и на нем самом не плащ, а белый холщовый саван, и лошадь его уж совсем не лошадь, а серый волк. "Утки крякнули, берега звякнули, море взболталось, тростники всколыхались, просыпается гамаюн-птица, шевелится ...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: и люди это знают и не боятся, а позволяют себе все что угодно. Аркадий перебил: — Надо, чтобы Валериан не ставил себя в такое положение, чтобы зависеть от женщины! Мать махнула рукой и сказала: — Ах, уж оставь говорить против женщин! Из комнатки за вешалкой как бы в ответ на это слышалось тихое истерическое всхлипывание. Хозяйка встала и заперла эту дверь и снова села. — Я всегда буду говорить, что женская прислуга никуда не годится, — произнес тихо Аркадий. — Она дешевее и полезнее, — отвечала мать. — Зато вот и терпите ее выходки. — Ах, я уж и не знаю, от каких выходок хуже! Мне кажется, от всех этих впечатлений можно сойти с ума! — Это всегдашняя ваша песня, maman... Но зачем вы за мной посылали? — У меня был брат Захар... Когда ж это кончится? — Да что такое? Дядя вечно болтает... Он известный болтун! — Пусть он болтун, но ты не порть свою карьеру. Я за тебя дрожу! — Да нечего вам дрожать, maman! То время, когда шантаж был развит, прошло. Теперь все в низшем классе знают, что за шантаж есть наказание, и к тому же я и сам не хочу здесь больше оставаться, где этот fabulator elegantissimus 1 невесть что обо всех сочиняет. Тетя Олимпия сама взялась мне уладить это с Густавычем. Его зятя переведут на Запад, а я получу самостоятельное назначение на Востоке. — О, пусть бы она хоть этим загладила свой грех передо мною! — Какой же это грех? — Грех? Несчастье всей моей жизни. — Ах, это что-нибудь такое, чего мы, как дети, не должны знать! — Вы не знаете ничего, кроме того, что вас самих касается. Но когда же она тебя устроит? — Сегодня... может быть, сейчас! Если я получу назначение, то танта Олимпия сюда заедет... Да вот и она, — добавил он, взглянув в окно на улицу, — я вижу, у подъезда ее коляска и кучер с часами на пояснице. Рохля пошел в переднюю и открыл дверь на лестницу, по...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: на столе были набросаны выкройки и узоры, перед которыми, опустив в раздумье голову, стояла сама хозяйка. Немного нужно было иметь проницательности, чтобы отгадать, что Анна Михайловна стоит в этом положении не одну минуту, но что не узоры и не выкройки занимают ее голову. При входе Долинского Анна Михайловна покраснела, как институтка, и сказала: - Ах, извините бога ради, у нас такой ералашный беспорядок. Долинский ничего не ответил на это, но, взглянув на Анну Михайловну, только подумал: "а как она дивно хороша, однако". Анна Михайловна была одета в простое коричневое платье с высоким лифом под душу, и ее черные волосы были гладко причесаны за уши. Этот простой убор, впрочем, шел к ней необыкновенно, и прекрасная наружность Анны Михайловны, действительно, могла бы остановить на себе глаза каждого. - Пожалуйста, садитесь, сестры дома нет, но она сейчас должна вернуться,- говорила Анна Михайловна, собирая со стола свои узоры. - Я, кажется, совсем не вовремя? - начал Долинский. - А, нет! Вы, пожалуйста, не обращайте на это внимания, мы...
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: Я его тогда все-таки еще мало знал и заподозрил, не выпивши ли он, но это было напрасно. Жалостливый вид, в котором он слушал соловьев у частокола, был результатом того, что он в это время особенно сильно пострадал за свое пристрастие к литературным занятиям, и притом все в этот раз им написанное было уничтожено , а именно, статья о лекции в Троицком переулке была изорвана супругою писателя в клочки, а сам он оцарапан, облит чернилами, отлучен от домашнего очага и изгнан из дома с отобранием от него часов и денег. Затем жена пригрозила ему, что она поедет к институтскому начальству и расскажет, какие у ее мужа понятия о самых священных предметах... А уж затем, разумеется, «ему покажут!» Я пригласил его к себе переночевать, и он это принял, так как ему решительно нельзя было иначе устроиться. Он прозяб и был голоден и потому с аппетитом кушал чай с булками и при этом рассказал мне длинную историю своих многосторонних страданий от жены, и в этот раз он сообщил мне и некоторые подробности о ее происхождении: она была дворянка из южного края и окончила курс в одном из институтов, потом поссорилась с матерью и жила в Швейцарии и чему-то училась; после была гувернанткою, потом переводчицею и актрисою, — нигде не прижилась. На несчастие моего товарища, она показалась ему очень несчастною, и он на ней женился, а она потом в минуту нежности призналась ему, что «хотела в его лице отмстить всем мужчинам за угнетение женщин». А в доказательство того, что это было серьезно, она немедленно же начала исполнять свою программу с такою последовательностью, что у бедняка отшибло память на очень важные случаи их семейной жизни. Она его так огорошила, что он все позабыл и пренаивно говорил о своем ребенке: — Знаете, откуда он у нас взялся, — я этого, право, даже не могу себе представить. Но возвратимся к порядку событий. Пострадавший в эту пору был...