НЕСКЛАДИЦА О ГОГОЛЕ
И КОСТОМАРОВЕ
(ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОПРАВКА)
Только на сих днях я получил из Петербурга июньскую книжку «Исторического вестника», где в первый раз прочел в подлиннике рассказ «о гоголевской жилетке», сообщенный Иеронимом Иеронимовичем Ясинским со слов помещика Михольского. Рассказ этот уже был цитирован в некоторых изданиях, и гг. рецензенты признали его за «очень вероятный», но мне он кажется совершенно невероятным, и я желаю изложить в нижеследующих строках, почему он невероятен.
Память таких людей, как Гоголь и Костомаров, без сомнения, стоит того, чтобы и в мелочах на них не наводили ничего напрасного. С этой точки зрения я и позволяю себе считать не напрасным мое вмешательство в суждения об анекдотическом случае с жилетом.
Вначале я должен напомнить вкратце: как это дело представлено у Иерон<има> Иер<онимовича> Ясинского, писавшего свое сообщение со слов помещика Михольского.
Некто Михольский, провинциальный франт и человек, «тяготевший к аристократам», приехал в 1847 или в 1848 году в Киев для того, чтобы «экипироваться» перед свадьбою; а один из его знакомых свез его к Михаилу Вл<адимировичу> Юзефовичу, который в ту пору ожидал к себе в гости Гоголя и собрал у себя к его встрече молодых профессоров Киевского университета. В числе профессоров при этой встрече были будто бы «Павлов и Костомаров».
«Профессора были одеты в новенькие вицмундиры и, в ожидании великого человека, переговаривались вполголоса». Ожидали его очень долго, а когда Гоголь приехал и «Юзефович побежал» его встречать, «профессора, сидевшие перед этим, встали и выстроились в ряд».
«Гоголь входил, понурив голову; на нем был темный гранатовый сюртук, и Михольский в качестве франта обратил внимание на жилетку Гоголя. Эта жилетка была бархатная, в красных мушках по темно-зеленому полю, а возле красных мушек блестели светло-желтые пятнышки по соседству с темно-синими глазками. В общем, жилет казался шкуркой лягушки» (стр. 596).
Гоголь повел себя перед гостями Юзефовича странно и неучтиво: он не отвечал на поклон «выстроившихся» профессоров и отделывался банальными выражениями, когда Юзефович «бросился представлять ему «профессоров, называя их по именам: Павлов! Костомаров!» (597).
Ни одному из тогдашних молодых ученых Гоголь не подарил ни малейшего внимания, но «воззрился в жилет Михольского, тоже бархатный и тоже в замысловатых крапинках, но в общем походивший не на шкурку лягушки, а на шкурку ящерицы».
Сосредоточась на жилете Михольского, Гоголь спросил этого франта:
«Мне кажется, как будто я где-то вас встречал... Да; я вас встречал... Мне кажется, что я видел вас в каком-то трактире и вы там ели луковый суп».
Затем «Гоголь погрузился в молчание, глядя на жилет Михольского, и вскоре сделал общий поклон гостям и направился к выходу».
Профессора только его и видели, но это их нимало не смутило, а напротив, они пришли в самое приятное настроение — стали есть и пить за здоровье Гоголя и кричать ему «многие лета».
Причин странной неучтивости писателя никто из профессоров не доискивался, но помещик Михольский ее открыл, эту причину, и сообщил о ней Иер. И. Ясинскому.
«Это я отравил Гоголю жизнь своею жилеткою»
На другой день после встречи Гоголя с Михольским у Юзефовича к Михольскому «прибежал жидок от портного» и «на милость бога» просил «уступить» пленивший Гоголя жилет за любую цену. При этом «жидок» рассказывал, что «приезжий из Петербурга господин купил себе жилет у Гросса (киевского портного)», но та жилетка только «подобна» той, какую имел Михольский, а между тем «приезжий из Петербурга господин теперь требует: подавай ему точно такую, как эта».
Михольский сейчас же отгадал, что «приезжий из Петербурга», про которого упоминал еврей-фактор, есть не кто иной, как Гоголь (стр. 598), и жилета своего ему не уступил, а сказал:
«Ты хоть и Гоголь, а такой жилетки у тебя нет, как у меня!.. И хотя он три раза посылал — я не дал».
Этим исчерпывается сущность исторического рассказа, который многим рецензентам показался «весьма вероятным», а я его считаю не только сомнительным, но даже совсем отвергаю возможность такого события при созданной Михольским обстановке.
Я говорю, что рассказанного Михольским происшествия с жилетом не могло произойти в Киеве ни в 1847, ни в 1848 годах, ни позже, до самой кончины Гоголя, и вот тому мои доказательства.
1) Весь 1847 год Гоголь провел вне России, за границею, и, стало быть, в этом году Михольский никак не мог встречать его в Киеве у Юзефовича. Следовательно, событие, о котором Михольский рассказывал И. И. Ясинскому, можно исследовать только разве в пределах 1848 года; но тут мы увидим, что из всех указаний Михольского ни одно друг с другом не сходится и не согласуется.
2) Гоголь в январе 1848 года отправился из Неаполя в Иерусалим, а оттуда, весною 1848 года, приехал в село Васильевку, в Полтавской губернии, и жил в
Николая Ивановича Костомарова, так как Н. И. Костомаров, как известно, был арестован в Киеве накануне своей свадьбы, в Фомино воскресенье, 30 марта 1847 года, и в 1848 году уже находился на высылке, из которой не возвращался и во все остальное время до кончины Гоголя (1852).
3) Михольский сказал И. И. Ясинскому, будто посыльный «жидок» говорил ему, что «приезжий господин» (в 1848 году) «купил жилетку у Гросса», но этому нельзя верить. Никакой «жидок» не мог сказать Михольскому такого вздора, потому что портного Гросса в 1848 году в Киеве еще не было, а лучшими и модными портными в то время были там: Червяковский, Мирецкий, и немного позднее — Вонсович. Портной же Гросс прибыл в Киев и просиял на киевском Крещатике только в 1855 или в 1856 году, то есть тогда, когда Гоголь уже перешел в лучший мир, а тело его было погребено на московском кладбище.
Особенно удивительно, как Михольский мог так напутать о портных, при посредстве которых киевским щеголям только и можно было хорошо экипироваться в 1847 или 1848 годах. В качестве франта Михольский, кажется, непременно должен бы знать, кто из портных был тогда славен в Киеве.
И 4) Михольский сказывал г-ну Ясинскому, что факторство о жилете вел «жидок, прибегавший от портного», — но этого тоже быть не могло. В то время (при генерал-губернаторе Бибикове) в Киеве не было на постоянном жительстве ни ремесленников, ни посыльных из евреев. Единственное исключение представлял собою одиноко обитавший на Печерске «резчик печатей Давидзон», который жил в Киеве по особенному усмотрению генерал-губернатора, «как ремесленник, необходимый для присутственных мест и почтовых учреждений». Но этот Давидзон был человек очень слабый и больной и на посылках не бегал, а почитал для себя за большую тягость даже то, что он должен был приходить и исполнять какие-то специальные занятия в кабинете почтового чиновника, на визитных карточках которого значилось: «статский советник Блюм, киевский почтовый люстратор».
Итак, я считаю ясно установленным, что Гоголь в 1848 году не мог встретить в Киеве Костомарова, что жилета в 1848 году нельзя было покупать в Киеве у Гросса и что посыльные евреи в 1848 году по Киеву не бегали. А три такие нескладицы в одной маленькой истории о жилете совсем подрывают всякое доверие к рассказчику, и мне кажется, что Михольский, кроме «качеств франта», которые заметил в нем Иероним Иерон<имович> Ясинский, обнаружил еще и качества человека чрезвычайно забывчивого или неискусного выдумщика.
Особа Михольского мне лично нисколько не известна, и самое имя это я впервые узнал только из «Исторического вестника».
Примечания
НЕСКЛАДИЦА О ГОГОЛЕ И КОСТОМАРОВЕ
Печатается по тексту «Петербургской газеты», 1891, № 192, 16 июля; под текстом статьи дата: «Усть-Нарова, 10 июня 1891 г.».
(см. письмо 197). Б. М. Бубнов помог Лескову уточнением некоторых сведений, в подкрепление того, что запомнилось Лескову со времени пребывания в Киеве, в конце 40-х годов. Резкость тона статьи Лескова объясняется остротой сложившихся в это время его отношений с И. И. Ясинским (см. об этом у А. Лескова, стр. 644—646; здесь даны коррективы к припоминаниям самого Ясинского в книге «Роман моей жизни», Л., 1926, стр. 198—200). Как сообщает А. Н. Лесков, «статья привлекает к себе внимание литературных кругов. Выдержки ее проходят в некоторых газетах. В частности, в № 197 «Московских ведомостей» от 19 июля она приводится в заметке, озаглавленной «Неудачный анекдот». — Автор ужален. Редактор журнала <«Исторический вестник»> Шубинский обижен публикацией «поправки» не в «Историческом вестнике», а в какой-то газетке. Дальше обижаться не было возможности: как ни неприятна и местами ни колка была статья, нарушения полемических форм в ней не было. Пришлось смириться» (А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 645). При всей недостоверности деталей, на которую и обратил внимание Лесков в своей заметке, «анекдот», опубликованный Ясинским, отражает какие-то факты действительного пребывания Гоголя в Киеве в мае — июне 1848 года. Ф. В. Чижов в воспоминаниях, написанных по просьбе П. А. Кулиша, сообщал: «Мы встретились у А. С. Данилевского, у которого остановился Гоголь... потом провели вечер у М. В. Юзефовича. Гоголь был молчалив...» («Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя», т. II, СПб., 1856, стр. 240).
Юзефович, Михаил Владимирович (1802—1889) — в 1843—1858 годах помощник попечителя Киевского учебного округа, сыгравший провокационную роль в создании «дела» Кирилло-Мефодиевского общества, по которому были привлечены и осуждены Т. Шевченко, Н. Костомаров и др. Позднее — крайний ретроград, негласный вдохновитель многих правительственных мероприятий в «Юго-Западном крае».
Павлов, Платон Васильевич (1823—1895) — в 1847—1848 годах профессор русской истории Киевского университета.
, Николай Иванович (1817—1885) — адъюнкт-профессор русской истории Киевского университета в 1846—1847 годах. 28 марта 1847 года был арестован по доносу об участии в «Украйно-Славянском Кирилло-Мефодиевском обществе», отправлен в Петербург. После двухмесячного разбирательства в III Отделении был осужден к году заточения в Петропавловской крепости, после чего выслан в Саратов.