• Приглашаем посетить наш сайт
    Писемский (pisemskiy.lit-info.ru)
  • Зимний день. Глава 3.

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9
    10 11 12 13 14 15 16
    Примечания

    III

    — Начну хоть с пустяков: пробегаю я ее паспорт и наталкиваюсь опять на то, что там стоит имя Федора. Я говорю ей:

    «Моя милая, мне твое имя не нравится (я не люблю говорить людям вы), я буду звать тебя Катею». И она сразу же отвечает рассуждением: «Если вам так угодно, чтобы в вашем доме служанка называлась иначе, то мне это все равно: это обычаи человеческие»!

    — Как это смешно!

    — Ужасно смешно. «Обычаи человеческие»... А то еще у них есть «непосредственные обязанности к богу». Но я сама из деревенских барышень и люблю иногда с прислугой поразговаривать. Я и говорю: «Я буду звать тебя Катей, и ты должна откликаться». Отвечает: «Слушаю-с!»— «И еще, говорю, я тебе забыла сказать, что к твоим обязанностям тоже должно относиться, чтобы ты помогала кухарке убирать посуду и подтирала мокрою тряпкой крашеные полы в дальних комнатах». Но что же-с, полы она подтирала и мне на мой зов «Катею» откликалась, а если кто из моих знакомых ее спросит, как ее имя, она всем упорно отвечает: «Федора». Я ей говорю: «Послушай, моя милая! Ведь тебе же сказано и ты должна помнить, что ты теперь Катя! Зачем же ты противоречишь?» А она начинает резонировать: «Я, говорит, сударыня, на ваше приказание откликаюсь, так как вы сказали, что это такой порядок в вашем доме, и мне это не вредит: но сама я лгать не могу...» — «Что за вздор!» — «Нет, говорит, я лгать не могу, — мне это вредит».

    — Какова штучка! — воскликнула гостья. — Она себе вредить не желает!

    — О, не желает!.. Да ведь еще и как!.. Это что-то пунктуальное, что-то узкое и упрямое, как сам Мартын Иваныч Лютер. Ах, как я не люблю это сухое лютеранство! И как хорошо, что теперь за них у нас взялись. Я спрашиваю:

    «Какой тебе вред? Живот, что ли, у тебя заболит или голова?»

    «Нет, говорит, живот, может быть, не заболит, но есть вещи, которые важнее живота и головы».

    «Что же это именно?»

    «Душа человека. Я желаю иметь мою совесть всегда в порядке».

    — Ведь это шпилька-с!

    — Это прямо дерзость!

    — Да; но, как брат Захар говорит, «хотя это и неприятно, но после благословенного девятнадцатого февраля — это неизбежно».

    — Да, после этого февраля мы у них в руках.

    — Особенно перед самым праздником. Нельзя же самим стать у своих дверей и объявлять визитерам, что нас дома нет. До этого еще вообще не дошло, но между тем непротивленская малютка это-то именно у меня и устроила.

    — Да что вы?

    — Факт-с!

    — Право, вся надежда на градоначальника.

    — Да, он их возьмет — «руки назад». В праздник я ей толком растолковала: «Катя, будут гости, ты должна всем говорить, что я дома и принимаю». И она принимала; но потом приехал Виктор Густавыч. Вы знаете, человек с его положением и в его силе, а у меня два сына, и оба несходного характера: Аркадий — это совершенная рохля, а Валерий, вы его знаете, — живчик. Очень понятно, что я о них забочусь, и я хотела с ним немножко поговорить о Валерии, который не попал за Аркадием, а попал в этот... университет и в будущем году кончит, без связей и без ничего...

    Гостья сделала едва заметное движение.

    — И вот я посадила Виктора Густавыча, подбегаю к ней и говорю: «Катя, а теперь если кто приедет, ты должна говорить: я уехала и что . Кажется, всякая дура может это понять и исполнить!

    — Что же тут не исполнить!

    — Да, самое обыкновенное. А она, вообразите, всем так и говорила, что «я ей приказала говорить, что я уехала и меня дома нет!»

    — Ах ты боже мой! — воскликнула гостья и расхохоталась.

    — Но вы представьте себе, что и все точно также, как вы, на это только смеялись, а никто не обиделся, потому что ведь все же прекрасно знают, что всегда в этих случаях лгут... Это так принято... Но молодежь стала мне говорить: «Ma tante, ваша непротивленка, кажется, очень большая дура». Но я верно поняла, что это действует ее вера, и я разъяснила всем, что это из нее торчит граф Толстой и сильно-державно показывает всем образованным людям свой огромный шиш. «Никаких-де визитов не надо! Всё это глупости: лошадям хвосты трепать не для чего, а когда вам нужен моцион — мойте полы».

    — Без мыла?

    — Да, совершенно так просто!

    — Но как же вы после этого сделали с непротивленкой?

    — Я с ней объяснилась; я ей сказала: «Ты обдумай, тебя мне рекомендовали как очень хорошую девушку и христианку, а ты очень хитрая и упорная натура. Что это за выходка с твоей стороны, чтобы выдать меня за лгунью?» А она простодушно извиняется:

    «Я не могла сказать иначе».

    «Отчего-о-о? Бедная ты, помраченная голова! Отчего-о ты не могла сказать иначе?»

    «Потому что вы были дома».

    «Ну так и что за беда?»

    «Ну что же такое, если бы ты немножко и солгала?»

    «Я нисколько лгать не могу».

    «Нисколько?»

    «Нисколько».

    служишь! Ты нанимаешься, ты получаешь жалованье!.. Для чего ты с такими фантазиями нанимаешься на место?»

    «Я нанимаюсь делать работу, а не лгать; лгать я не могу».

    С каких сторон с ней ни заговори, она все дойдет до своего «я лгать не могу» и станет.

    — Страшно! «Да ведь надо же, говорю, уметь отличать, что есть такая ложь, какой нельзя, а есть такая, которую сказать можно. Спроси у всякого батюшки».

    «Нет, нет, нет! — отвечает, — я не хочу этого различать: бог с ними, я не буду их и спрашивать. В евангелии об этом ничего не сказано, чтоб отличать. Что неправда, то все ложь, — христиане ничего не должны лгать».

    Вышло, что и здесь оно не годится и что этому везде надо противодействовать!

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9
    10 11 12 13 14 15 16
    Примечания