XVIII
Что значит "скверноядство"? Это то, если человек ест что-нибудь "скверное", т. е. "непоказанное ему для употребления в пищу". Скверное это не у всех одно и то же: в старой Руси скверным почиталась телятина и теперь многими почитается за "скверно" - угорь, налим, минога, раки и устрицы, мясо козы, зайца, голубя и черепахи и т. д. В Сибири на огромных пространствах, где кочуют "народцы", нет ни посевов, ни убойного скота, имеющего раздвоенные копыта и отрыгающего жвачку, а потому кочевники употребляют в пищу всё, что можно съесть, и между прочим мяса "животных, не показанных" по требнику, а именно: "медвежью говядину, соболей и белок".
Дикари ели эту пищу всегда, с тех пор как живут, и пока они не были окрещены Иннокентием Кульчицким, им и не представлялось, что это "скверно". Впрочем и св. Иннокентий, зная местные условия жизни, взысканий за эту "скверность" не налагал. Но теперь настала пора извлечь из этого выгоду.
Сибирские духовные положили очищать "скверноядущих" дикарей особою молитвою, а за прочтение её наложили "новый ясак" с таксациею: 1) за ядение медвежьей говядины - одна цена, 2) за ядение лисьего и собольего мяса - другая, и 3) за белок и иных меньших зверков - третья.
За всё это пошли сборы очень прибыльные, но и хлопотливые, так как надо было "следить за скверноядцами, и настигать их", и тут их "обкладывать и очищать молитвою", чтобы они потом вновь начинали "скверно есть" наново.
По требнику, какой ныне находится в употреблении, нет разделения разных видов "скверноядства". "Молитва о скверноядных" читается так: "Владыко Господи Боже наш, Иже в вышних живый и на смиренныя призираяй: приклони ухо Твоё и услыши нас, молящихся Тебе и подаждь прощение твоему рабу имя рек скверно ядшему, и вкусшему мяс или каковых любо (sic) брашен нечистых ихже снести отрекл еси в законе святем Твоём, - сих же неволю причастившагося прости и сподоби его неосужденно причаститися страшных таинств честнаго Тела же и Крове Христа Твоего, яко да избавится прочее всякаго нечистаго восприятия и деяния, яко напитаваяся Божественными Твоими таинствы и наслаждаяся святыя Твоя и тайныя трапезы и бессмертных таинств и сохраняемый с нами во св. Твоей Церкви восхвалит и прославит Имя Твоё вышнее во вся дни живота своего (Требник, гл. 52). (Прим. автора.)
Духовные отъезжали в поля для "настигания и сбора", причём полевали не всегда тихо и случалось, что народцы на них плакались, и светские власти пробовали защищать "народцы", но тут в сибирском крае получил могучее значение Арсений Мацеевич, который имел "непобедимую дерзость" и стоял горой за духовных.
Из "синодальных иеромонахов", хирот <онисан> 26-го марта 1741 г. во еписк <опа> сибирского и тобольского; 1742 мая 13 митроп <оолит> ростовский. (Прим. автора.)
Он выехал из Петербурга в Сибирь, когда Бирон и "еретики" были уже "свержены", и мог знать Сибирь превосходно, так как в 1734 г. он находился в экспедиции, посланной для открытия морского пути в Камчатку, и пробыл в Сибири до 1736 года, когда "по секретному делу" был привезён из Пустозерска в Адмиралтейств-Коллегию", "но признан невинным". Он был угрюм и дерзок от природы; питал нерасположение к "светским властям" и всегда готов был дать им себя почувствовать. А потому, когда он достиг, в 1741 году, сана сибирского митрополита, он тотчас же издал "циркуляр",
28-го февр <аля> 1742 г. (Прим. автора.)
"чтобы священноцерковнослужители отнюдь не смели обращаться в светские суды помимо своего епископа, под опасением низвержения по 11 правилу Антиохийского собора", а через четыре месяца совсем освободил духовенство от подчинения светским властям и "узаконил непослушание оным". В июле 1742 года митрополит Арсений "повелел, чтобы никто из духовных лиц без позволения своей духовной команды никаких от светской команды присылаемых указов не слушали , и ежели кто от светских командиров без сношения с духовною командою дерзнёт кого из духовных лиц насильно к суду своему привлекать, или в свидетельстве каком спрашивать , или указы какие без сношения с духовною командою духовным лицам от себя посылать, то таковым присылать обстоятельные письменные протесты вскорости".
Сибирское духовенство тогдашнего времени, и без того дерзкое и непокорное, увидало в этом циркуляре Арсения "закон непокорности светским властям" и, "опираясь на него, упорно отказывалось от всяких сношений с светскими судами и администраторами". Дух же, возобладавший тогда в правительстве, заставлял администратора "признать мнимую законодательную силу указа митрополита Арсения".
При таких обстоятельствах, какие бы жалобы ни доходили от обывателей до "светских командиров" на "нестерпимые поборы" со стороны духовенства, - командиры эти никакой защиты "претерпевающим" оказать не могли.
Арсений однако здесь пробыл не долго: заведя порядки в Сибири, он был отозван на ростовскую кафедру, а на место его стали другие: Антоний Нарожницкий (1742 - 1748), а потом Селиверст Гловатский (1749 - 1755). Это были люди не такие крутые, как Мацеевич, но "закон Арсения стоял в своей силе" и духовенство постоянно оказывало "непокорность" светским правителям. Бывали в этом роде случаи, которым даже трудно верить.
В 1751 году (при Селиверсте Гловатском) проживавший в городе Томске коллежский асессор Костюрин убил принадлежавшую ему крепостную девку, а потом велел её одеть и "положить под святые" и позвать священника, чтобы отправить по ней панихиду. Пришёл священник "градо-богоявленской церкви с причетом", и когда стали петь панихиду, то " причет усмотрел на покойнице боевые знаки и тотчас же, по выходе из дома Костюрина, подал о том ведение в воеводскую канцелярию". Воеводская канцелярия сразу же, "немедленно" послала своих полицейских, или, по-тогдашнему, "детей боярских", чтобы те освидетельствовали тело усопшей, и по этому осмотру оказалось, что "причет" не ошибся: "на теле умершей были найдены боевые знаки, которые и были признаны смертельными ".
разрешение у "закащика" (благочинного), а "закащик был в отлучке по своему заказу и скорого возвращения оного нечаятельно". Томская воеводская канцелярия, 28 ноября 1751 года, донесла о своём затруднении в губернскую канцелярию, а та, 8 апреля 1752 года (через пять месяцев после убийства), "заглушала" это донесение, а 19 августа (через девять месяцев) сообщила тобольской духовной консистории, которая "светским командиром" людей своей команды спрашивать не дала, а ровно через год после убийства, в ноябре 1752 года, послала в Томск указ своему "закащику", и этим указом
Указ тоб <ольской> д <уховной> конс <истории> 22-го ноября 1752 г (Прим. автора.)
"с резолюции митрополита Селиверста" предписано закащику "самому отобрать нужные по этому делу показания от причта градо-богоявленской церкви и доставить оные не в томскую воеводскую канцелярию", которая ожидала этих сведений, а "на архипастырское благоусмотрение его преосвященства".
"наикрепчайшее подкрепление неподчиненности своей, узаконенное митрополитом Арсением в указе 22 июля 1742 года". Сибирское духовенство "подкреплялось" и заняло такую позицию, что общее правосудие для него ничего не значило.
Так и продолжалось до 1762 года, когда Екатерина II назначила в Сибирь губернатором бригадира Чичерина, которого одни с любовью величали "батюшкой", а другие с ужасом называли "бешеным конём".