XVII
Ещё в начале XVII столетия казаки, "простираясь к северным пределам Сибири, подбивали под власть свою вогулов, остяков, тунгусов, юроков, якутов и других народцев, кочевавших в своих северных пределах Сибири". Когда оканчивалось покорение или "подбитие", тотчас же начинались заботы о введении новых порядков: "о сборе ясака и о просвещении светом истинной веры".
Для этого казаки узнавали пункты, где "народцы" в известные сроки сходятся друг с дружкою, чтобы обменяться добычею своих ловов и иных промыслов. Тут казаки сейчас же и завели "постройки", которые назвались "острожками", или "острогами", или "крепостями", а впоследствии "городами".
вторую для попа и третью, общую для "служилых людей", а насупротив их - ссыпной амбар для хлеба, погреб для пороху и церковь. Церковь была "та же изба, только с крестом на крыше".
Заводили оседлости на таких местах, где кочевники имели обычай сходиться для мены; тут их рассчитывали "осетить и обрать с них ясак". Придумано было хорошо, и казаки, указав заводчикам, как собирать ясак, указали и следовавшим за ними священноцерковнослужителям средства, как "просвещать язычников святою верою и чем от них кормиться". "Просвещать же язычников" - это было целью прибытия духовных в сибирскую глушь, а "кормиться" от своей паствы им было необходимо, так как от казны им на всё прожитьё было "пожаловано в год на попа по 28 рублей, а на причетника по 18 рублей на ассигнацию" (= 8 р. и 5 р. 30 к.). "Паства", которую только что накрестили, вся состояла из кочевников, которых целый год не увидишь - только раз в год, в обычное время они сближаются к известным местностям для взаимного торгового размена, и тут-то надо около них сделать всё, что нужно, т. е. и "осетить, обрать ясак и научить святой вере". Когда воеводы со своими служилыми людьми хлопочут собирать с народов ясак в казну, тут же и священнику одно только время научить язычников христианству и исполнить для них задним числом все церковные требы для живых и мёртвых, и получить с них за это требоисправление побольше шкур в свою пользу.
В церкви, или как сами казаки называли их - "в церквице" - в течение года бывали только воевода да его служилые люди, а "ясашных" прихожан никогда не бывало. Молились ли они, и как, и кому молились в течение всего года - об этом священник не мог знать, и церкви, и попа они боялись; но зато, когда они сходились, чтобы отдать ясак воеводе, казаки "имали их и загоняли на требы к попу", и "народцы" одинаково считали "ясаком" как то, что они платили воеводским служилым людям, так и то, что платили попу. Так
См "Сибирский летописец" о ясаке. (Прим. автора.)
Оба ясака взимались с большим произволом: служилые люди "донимали" с дикарей вдвое и более против положенного, угрожая за недодачу лишением драгоценной всякому свободы, а духовенство "правило свой ясак по количеству", т. е. по числу душ, которое дикари сами показывали в своих семействах "с удивительною простотою". Поп спрашивал дикаря: "кто в семье народился, и кои померли, и кои жить поимались на ново как муж с женою", а дикарь, достаточно уже умудренный опытом, что ему от этих расспросов выйдет вред, всё-таки всегда давал откровенный и справедливый ответ "с врождённою простотою". По его же показаниям поп его и "облагал, как повелось по правилам: за крещение новорожденного дитя 10 либо 15 белок, за "очищение" (?) 5 белок, за женитву - 2 соболя или 5 песцов". Иногда над дикарями задним числом исполняли какие-нибудь обряды, но большею частию дело ограничивалось только сбором ясака, а наличностью производилась только одна исповедь, - причём за разрешение грехов всей семьи расплачивался с попом старший в роде, и тут приходилось торговаться. С обыкновенного грешника брали от пяти до десяти белок, но с такого, у которого было больше, священник требовал и ясак побольше, а в общей сложности для отца семейства или главы рода это составляло расчёт, против которого он спорил. Исповедный ясак иногда доходил до двухсот белок на семейство, и дикари этим очень тяготились, но "по простоте своей" своих грехов всё-таки не скрывали, а только спешили скорее "очиститься и бежать". Обыкновенно они "убегали" тотчас же после исповеди и не дожидались причастия, о важности которого совсем не имели понятия.
командиров и еретиков притеснение и туга", но они "через это время отстоялись и скоро достигли лучшего века Елизаветы". Однако же, как и в Елизаветино время, духовным большого жалованья не дали, то духовные прибавили к ясаку " .