• Приглашаем посетить наш сайт
    Анненский (annenskiy.lit-info.ru)
  • Шерамур. Глава 16.

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23 24
    Примечания

    ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

    Я ждал развязки дипломатических свиданий Шерамура с нетерпением, тем более что все это затеялось накануне моего отъезда, и вот мне не терпится: вечерком в тот день, как он должен был представиться своей патронессе, я еду к ней и не могу отгадать: что застану? Но застаю ее очень веселую и довольную.

    — Ваш Шерамур,— говорит,— презабавное существо. Как он ест!— как звереныш.

    — Вы его кормили?

    — Да; я его брала с собой...

    — Вот как, я всегда знал, что у вас предоброе сердце, но это еще шаг вперед.

    — Отчего?

    — Оборвыш он этакой, а вы его водили и вместе обедали.

    — Ах, это-то! Ну полноте, ведь здесь не Россия. Не беспокойтесь меня хвалить: в Петербурге я бы этого ни за что не сделала, а здесь что же такое... Я такая, как все, и могу делать, что хочу. Гарсоны на него только всё удивлялись. Я им сказала, что это дикий из русской Сибири, и они его всё рассматривали и были к нему очень вежливы. А кстати: вы заметили, как он кости грызет?

    — Нет,— говорю,— что-то не заметил.

    — Ах, это прелестно: он их грызет как будто какую-нибудь жареную вермишель и чавкает как поросеночек.

    — Да,— говорю,— насчет изящества с ним нужна снисходительность.

    Но она и приняла это снисходительно и даже рассказала оставшийся у меня в памяти анекдот о другом, еще более противном способе обращаться с костями. Дело шло об одном ее великосветском кузене Вово и состояло в том, что этот кузен, русский консерватор, удостоясь чести кушать за особым столиком с некоторою принцессою, ощутил неодолимое желание показать, как он чтит этот счастливый случай. Он остановил лакея, убиравшего тарелку с косточками птички, которую скушала принцесса, выбрал из них две или три, завернул в свой белый платок и сказал, что делает это с тем, чтобы «сберечь их как святыню». Но, к сожалению, все это было дурно принято: принцесса обиделась такою грубостью, и кузен Вово лишился вперед приглашений. Дама называла это «русским великосветским бебеизмом», который ставила без сравнения ниже шерамурова чавканья,— а я ее не оспаривал.

    — Конечно,— говорю,— такой неделикатности Шерамур не сделает, но вот меня занимает: как он поведет себя с дипломатом? Предупредили ли вы того: какой это экземпляр?

    — Как же — я все сказала.

    — Ну, и что же он?

    — Очень смеялся.

    Я покачал головою и сомнительно спросил:

    — Зачем же он очень смеялся?

    — Да так... Зачем это они все нынче любят очень смеяться, когда слышат о страдающих людях. Лучше бы немножко посмеяться и больше о них подумать.

    И она вздохнула и говорит:

    — Правда, правда, правда.

    — А когда,— опрашиваю,— их rendez-vous? 1

    — Завтра.

    — Ну, хорошо. А Шерамуру вы не дали никакого наставления, как ему себя держать?

    — Нет.

    — Это очень жаль.

    — Да не могла,— говорит,— он так скоро убежал, что мы и не простились.

    — Отчего же так?

    — Не знаю; должна была на минуту выйти и предложила ему почитать книгу, а когда пришла опять в комнату,— его уже не было; девушка говорит: швырнул книгу и убежал, как будто за ним сам дьявол гнался.

    — Что за чудак!

    — Да.

    — Что же это может значить?

    — Я вас могла бы об этом спросить, вы его больше знаете.

    — Перед этим?— перед этим он съел довольно много омлета с малиной.

    — А,— говорю,— это тоже не шутка.

    И мы оба, казалось нам, поняли и рассмеялись.

    — Но, впрочем,— добавила она,— я надеюсь, что все будет хорошо.

    А я, признаться, на это не надеялся, хотя сам не знал, почему все добрые надежды на его счет были мне чужды.

    Затем, следующий день я провел в беготне и в сборах и не видал Шерамура. Консьерж говорил, что он приходил, узнал, что меня нет дома, и ушел, что-то написав на притолке.

    Я долго разбирал и прочитал нечто несообразное и не отвечавшее главному интересу минуты. Надпись гласила: «Оставьте мне пузырянку глазных капель, что помогают от зубной боли».

    Я знал, что он один раз, когда у него болели зубы, взял в рот бывшие у меня глазные капли и тотчас исцелел. Это меня тогда удивило и насмешило, и я отдал консьержу «пузырянку», чтобы передал Шерамуру, если он не застанет меня дома. Но он не приходил за глазными каплями — вероятно, зубы его прошли сами собою.

    На следующий день он не явился, и еще день его тоже не было, а потом уже наступил и день моего отъезда. Шерамур как в воду канул.

    Я был в затруднении; мне чрезвычайно хотелось знать: чем его бог через добрых людей обрадовал; но Шерамура нет и нет — как сквозь землю провалился.

    Приезжаю и не застаю ее дома: говорят, она на целую неделю уехала к приятельнице за Сен-Клу.

    Конечно, больше искать слухов было негде, и я помирился с той мыслью, что, вероятно, так завтра и уеду, ничего не узнав о Шерамуре. А потом, думаю, он, пожалуй, так и затеряется, и в сознании моем о нем останется какой-то рассучившийся обрывок... Будет и жалко и досадно всю жизнь воображать, что он по-прежнему все голоден и холоден и блуждает от одной скамьи до другой, не имея где выспаться.

    Кто настоящий эгоист, кто с толком любит свой душевный комфорт, тот должен тщательно избегать таких воспоминаний. Вот почему, между прочим, и следует знакомиться только с порядочными людьми, у которых дела их всегда в порядке, и надо их бросать, когда фортуна поворачивается к ним спиною. Это подлое, но очень практическое правило.

    И вот прошла последняя ночь, прошло утро; я сбегал позавтракать невозможными блюдами m-me Grillade,— все в чаянии встретить там Шерамура, и, наконец, за час до отхода поезда нанял фиакр, взял мой багаж и уехал.

    О Шерамуре размышлять было уже некогда, но зато он сам очутился передо мною в самую неожиданную минуту, и притом в особенном, мало свойственном ему настроении.

    1 Свидание

    Глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23 24
    Примечания