| ||||||||||
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НИКОЛАЙ АФАНАСЬЕВИЧ ДВУЛИЧНЫЙ
— Пред самою весной Марфа Андревна говорят генеральше: «Что же это мы с тобою, матушка, делаем, ни Мишу, ни Гришу? Надо же, говорят, это на чем-нибудь нам кончить», да на том было и кончили, что чуть самих на Ваганьково кладбище не отнесли. Зачахли покойница, желчью покрылись, на всех стали сердиться, и вот минуты одной, какова есть минута, не хотят ждать: вынь да положь им Метту Ивановну, чтобы женить меня!
У кого в доме светлое Христово воскресение, а у нас тревога, а к красной горке ждем последний ответ и не знаем, как ей и передать его.
Тут-то Алексей Никитич,— дай им бог здоровья, уж и им это дело насолило,— видят, что беда ожидает неминучая, вдруг надумались и доложили маменьке, что Вихиоршина карлица пропала.
Марфе Андревне все, знаете, от этого легче стало, что уж ни у кого ее нет.
«Как же,— спрашивают,— она пропала?»
Алексей Никитич отвечают, что жид украл.
«Как? Какой жид?» — все расспрашивают.
Сочиняем им что попало: так, мол, жид этакий каштановатый, с бородою, все видели, взял да понес.
«Что же,— изволят спрашивать,— зачем же его не остановили?»
«Так, мол,— он из улицы в улицу, из переулка в переулок, так и унес».
«Да и она-то,— рассуждают,— дура какая, что ее несут, а она не кричит. Мой Николай ни за что бы,— говорят,— не дался».
«Да как же можно,— говорю,— сударыня, жиду сдаться!» Сам это говорю, а самому мочи нет совестно, что их обманываю; а оне уж, как ребенок, всему стали верить.
Но тут Алексей Никитич маленькую ошибку дали: намерение их такое сыновное было, разумеется, чтобы скорее Марфу Андревну со мною в деревню отправить, чтобы все это тут позабылось; они и сказали маменьке:
«Вы,— изволят говорить,— маменька, не беспокойтесь, ее найдут, потому что ее ищут, и как найдут, я вам сейчас и отпишу в деревню».
«Нет уж,— говорят,— если ищут, так я лучше подожду, я этого жида хочу посмотреть, который унес ее».
Тут, судари мои, мы уж квартального с собою лгать подрядили: тот всякий день приходит и врет, что ищут да не находят. Марфа Андревна ему всякий день синенькую, а меня всякий день к ранней обедне посылают, в церковь Иоанну Воинственнику молебен о сбежавшей рабе служить...
— Иоанну Воинственнику? Иоанну Воинственнику, говоришь ты, ходил молебен-то служить?— перебил карлика дьякон.
— Да-с, Иоанну Воинственнику.
— Это совсем не тому святому служил.
— Дьякон, сядь! Сядь, тебе говорю, сядь!— решил отец Савелий.— А ты, Николай, продолжай.
— Да что, батушка, продолжать, когда вся уж почти моя сказка и рассказана. Едем мы один раз с Марфой
Андревной от Иверской божией матери, а генеральша Вихиорова и хлоп на самой Петровке навстречу в коляске, и Метта Ивановна с ними. Тут Марфа Андревна все поняли и... поверите, государи мои, или нет... тихо, но прегорько в карете заплакали. Карлик замолчал.
— Ну, Никола!— подогнал его отец Савелий.
укладываться и уехали.
— А вам же,— спросили Николая Афанасьевича,— вам ничего не досталось?
— Было-с,— отвечал старичок,— было. Своими устами прямо мне они ничего не изрекли, а все наметки давали. В обратный путь как ехали, то как скоро на знакомом постоялом дворе остановимся, они изволят про что-нибудь хозяйственное с дворником рассуждать да сейчас и вставят: «Теперь, говорят, прощай,— больше я уж в столицы не ездок,— ни за что, говорят, не поеду».— «Что ж так разгневались, сударыня?» — скажет дворник. А они: «Я,— изволят говорить,— гневаться не гневаюсь, да и никто там моего гнева, спасибо, не боится, но не люблю людей двуличных, а тем особенней столичных», да на меня при этом и взглянут.
— Ну-с?
— Ну-с, я уж это, разумеется, понимаю, что это на мой счет с Алексеем Никитичем про двуличность,— подойду, униженно вину свою чувствуя, поцелую ручку и шепну: «Достоин, государыня, достоин сего, достоин!»
— Да-с, аксиос. Этим укоренением вины своей, по всякую минуту, их, наконец, и успокоил.
— Это наитеплейше!— воскликнул Туберозов.
Николай Афанасьевич обернулся на стульце ко всем слушателям и заключил:
— Я ведь вам докладывал, что история самая простая и нисколько не занимательная. А мы, сестрица,— добавил он, вставая,— засим и поедемте!