VIII
Я не был, конечно, на описанном вечере и ничего не знал о комическом испуге Питулины от танцев русских дам с болгарскими "мужами", но меня интересовал приезд нашей политической Цибелы, и в визитное время следующего дня я поехал к ней, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение, и тут встретил ее Корибанта. Он был в удивительном эмфазе: - он трепался как шаман, и в бубны бил и головою встряхивал и вообще громил и разражал нашу "национальную бестактность" в лице наших светских женщин, для которых не находил в своем словаре довольно беспощадного имени.
- Это не женщины, не люди, не патриотки, а это какие-то чурилки, вздорницы... это чепухи...
Он не заставил повторять просьбы и тут же наскоро рассказал: какие неприятности ему наделала вчера Питулина тем, что увезла своих дочерей, будто не из редакции, а из какого-нибудь "бесчестного дома".
- Она понимает только кричать: "высечены! высечены!.. Не танцуют с высеченными"... Но ей и в голову не приходит вся разница, как и за что высечены!.. И наконец, кем высечены!.. Ведь это же срам!.. Это пошлость.
И, вскидывая руками свои жидкие волосы, Корибант воскликнул:
- Я хотел бы, чтобы об этом знала Россия! чтобы об этом знал целый мир!.. Эта госпожа... светская женщина, вдова сановника, который был представителем России, и мать дочерей, получающих значительные средства для их образования на счет государства... И что же в ней имеет Россия и эти девушки? - эти девушки... которые по их происхождению и положению не нынче - завтра сами, вероятно, выйдут замуж за людей, которым суждено будет играть роль в русском представительстве... И вот их школа! - вместо того, чтобы приучать их ловить момент, где поддержать высшие государственные цели и поднимать общественные симпатии к людям, которые наша креатура... которых, можно сказать, еще недавно почти что не было, а меж тем они - наши собратия по крови и по вере... И которых вот, однако, никто ни во что не ставил и не признавал... а мы их творцы, мы их провидение; мы призвали их к жизни... явили их миру... можно сказать, что мы их сделали народом, и вдруг потому только, что какой-то негодяй взял и несколько почтенных людей из них высек розгами, - мы находим, что это унизительно и что нам с ними нельзя танцевать и не стоит знаться... Русская женщина, вместо того, чтобы оказать им сочувствие и... именно их поднять... именно реставрировать... воодушевить их и всем дать пример, что таких высеченных должно уважать... чтобы это знали во всей чужеверной Европе, - а она, эта наша русская женщина конца девятнадцатого столетия, забывает совсем, что она русская... что она получает пенсию и должна, - обязана поддерживать единоверный нам народ, а она сама первая делает скандал и вслух говорит в редакционном доме, что она "не позволит своим дочерям танцевать с высеченными"! Девушки прелестные и очень милые, - они обе этого не чувствовали и рады были танцевать с кем угодно, но она их влечет... на абордаже... она их тащит и подталкивает... Фи!.. пфуй!.. И так она насильно удаляет этих замечательно милых и прелестных девушек. Насильно! насильно, против их воли, берет их из дома, который у славян и у французов пользуется репутациею центра известного политического кружка!.. Ведь это же черт знает что!.. За это ее самое стоило б выпороть, потому что это ни на что не похоже и этого, я ручаюсь, не сделает никакая образованная женщина в другой стране, где есть настоящий, смелый... именно, я хочу сказать, смелый, именно бодрый патриотизм; такой патриотизм, который ни перед чем не останавливается, который к одним стучит, других гвоздит, третьих манит, за четвертыми бежит, гонится, догоняет, сам в их колесницы бросается, как этот Илья... или другие пророки... Он произносил все это, выпуская слова бурным потоком, и сам часто задыхался и захлебывался, а, дойдя до пророков, вдруг как будто ослабел и изменил тон на ровный и повествовательный.
усилие и поехал к ней. Я сейчас от нее. Я поехал к ней, положив в бумажник нарочно заготовленную карточку с такою надписью, чтобы меня непременно приняли, - так как я приехал не жаловаться на обиду, а с самыми лучшими намерениями, - именно чтоб объясниться... чтоб именно извиниться даже как хозяин дома. Но все это оказалось совсем совершенно излишним, потому что она ничего политического и не думала: она меня сейчас же приняла, без всяких затруднений и прямо усадила к самовару - с ней чай пить... Я начал прямо... Я выразил ей сожаление как хозяин дома, что она вчера так рано уехала с моего вечера, и попросил ее убедиться в том, что для неудовольствия с ее стороны не было никакого повода. А она мне так же просто и чистосердечно отвечает: "Да и я на вас... Боже меня сохрани, - совсем ни в каком отношении именно и не сержусь, потому что вы меня и не обидели".
- Зачем же вы уехали?
- А это я уехала только оттого... когда я услыхала, что этих, которые у вас были, очень секли, то я вспомнила, как в этаких случаях принято, и увезла дочерей. А они бы очень рады, потому что им было весело.
Корибант говорит:
- Я взбесился, но подавил себя и говорю: сделайте милость - позвольте мне узнать: где это такое и в каких случаях так "принято". Я еще не помню на свете "таких случаев", где бы воспитанных и благородных людей за их мнения секли.
- Нет, вы не спорьте, - тоже и раньше за это секли: я очень хорошо помню, что когда меня и сестру привезли из института домой в Орловскую губернию, то... у нас был там в уезде один помещик Козюлькин... У него эта... была... взаправду такая фамилия {13}... И maman, когда нас повезла в первый раз на бал в собрание на выборы, то очень строго нам приказала, что мы можем танцевать со всеми кавалерами, но с Козюлькиным - нет, потому что его секли.
- Козюлькина секли! - обрадовался Корибант.
- Да; maman сказала - секли!
- Кто же его сек?
- И за что же-с?
- А вот именно... marnan так нам и сказала, что когда в Орловской губернии стояли в деревнях кирасиры и у них был полковник Келлер, то они этого Козюлькина высекли. И с тех пор из дам и из барышень никто с ним не танцевал, потому что нельзя с высеченными танцевать - это даму роняет и не принято. Вот я только поэтому вчера вспомнила и уехала и дочерей увезла.
Корибант ей ответил:
- Помилуйте, как же вы сравниваете вещи, которые совсем нельзя сравнивать!
- Почему же нельзя сравнивать? Это одно и то же. Козюлькин... я его тоже помню... я его видала... он был даже очень красивый молодой человек и хорошо одевался, и притом лучше очень многих других говорил по-французски, но с ним не танцевали, и все даже удивлялись, как он именно мог себе позволять являться на выборы в собрание после того, как его высекли, а он их не застрелил на дуэли.
Тут Корибант вспылил и отрезал Питулине, что ее давнишний Козюльнин, без сомнения, был какой-нибудь уездный прощелыга, вероятно, плут и человек не стоящий никакого внимания... которого если и высекли, то высекли за то, что он этого заслужил. И я, говорит Корибант, вполне понимаю дворян, что это их всех возмущало, что такой нахал и еще позволял себе являться в собрание на выборы. Но... ведь те люди, которых вы вчера у меня видели... Это позвольте... это ведь совсем не то... это совсем другие люди... которые... можно сказать, были только именно, неправильно загнаны... Это люди... наши единоверцы... люди, которые именно ничего низкого, ничего бесчестного себе не позволили и не сделали...
Но тут Корибант вдруг увидел ужасное непонимание своей дамы, после чего он решил, что на нее ни за что нельзя сердиться. Она его даже не дослушала и стала перебивать:
нашей православной веры и подлости не делал, и его высекли не за мошенничество, а просто за смелость, потому что один офицер с одной бедной девушкой, которая была гувернанткой, очень дурно сделал и ее бросил, а этот Иван Дмитрич Козюлькин, он был тогда холостой и имел очень странные понятия. Он, когда помещики выгнали эту девушку из своего дома, взял ее с постоялого двора и спрятал у священника, а сам поехал сейчас же к офицерам и начал за нее объясняться и им выговаривать, а они его, разумеется, велели денщикам сложить, - обвернули мокрою простынею и высекли, а потом привезли в бричке к его усадьбе и бросили... А он был такой чудак, что пошел к священнику и сделал там при попадье этой девушке предложение, но даже и она не захотела, и как была из московского института, то попросилась к родным в Москву. И он опять не обиделся и отвез ее в Москву, к Николе Явленному, а сам потом женился на простой крестьянке и ни к кому не ездил кроме как к попу и на дворянские выборы, и там вести себя не умел до того, что когда губернскому предводителю Тютчеву {14} после его спора поднесли от всей губернии белые шары, так сумасшедший Козюлькин подскочил и на блюдо ему один черный шар положил. Но бесчестного он не делал, и хоть нам не позволяли с ним танцевать, а он и сам никогда никого к танцам не приглашал, а когда Анна Николаевна Зиновьева овдовела и приехала из-за границы в Орловскую губернию жить в свою деревню {15} и сейчас же сделалась у нас первою дамой, то она как-то это услыхала про все шутовства Козюлькина... кажется, от протопопа, который имел большой крест и камилавку {16}, и она его спросила: за что дворяне все Козюлькиным пренебрегали, и протопоп ей рассказал, а она сейчас же послала своего камердинера - просить Козюлькина познакомиться, и, пригласивши его к себе на бал на свои именины, открыла с ним танцы в первой паре в полонезе... И вдруг всеобщее отношение к нему с этих пор перевернула... Это... потому что Анна Николаевна была за границею известна и перед нею в уезде все были очень искательны и уважали ее как первую даму.