• Приглашаем посетить наш сайт
    Островский (ostrovskiy.lit-info.ru)
  • На ножах. Часть 3. Глава 4.

    Часть: 1 2 3 4 5 6
    Часть 3, глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    Эпилог
    Примечания
    А. Шелаева: "Забытый роман"

    Глава четвертая. Сумасшедший Бедуин

    Верстах в тридцати от села Бодростина в больших имениях одного из князей древнего русского рода жил оригинальный человек, Светозар Владенович Водопьянов. Крестьяне в окружности называли его "черным барином", а соседи помещики - Сумасшедшим Бедуином. Он происходил откуда-то из южных славян; служил когда-то без году неделю в русской артиллерии и, выйдя в отставку, управлял с очень давних пор княжескими имениями. Последнее было несколько удивительно. Водопьянов, казалось бы, не мог управлять ничем, но между тем он управлял очень обширными землями и заводами, и владетель этих больших местностей не искал случая расстаться с Светозаром Владеновичем. Напротив, всем было известно, что князь, занимавший в Петербурге важную государственную должность, дорожит безалаберным Водопьяновым и, каждый год выписывая его к себе с отчетами, удерживал его при себе долго и ласкал, и дарил его. Сановник любил Водопьянова, и в этой любви его было что-то нежное и даже почтительное. Управитель был человек честный и даже очень честный: это знали все, но главная черта характера, привязывавшая к нему людей, заключалась в непосредственности его натуры и в оригинальности его характера. Название "черный барин" очень ясно выражало внешность Водопьянова: он был велик ростом, неуклюж, массивен, темен лицом, с весьма крупными чертами лица; толстыми, черными с проседью волосами, поросшими мхом ушами и яркими, сверкающими, карими глазами. Ноги и руки его были просто ужасны по своим громадным размерам, и притом руки всегда были красны, как окунутые в свекольный рассол, а ноги до того костисты, что суставы словно были покрыты наростами, выпиравшими под кожей сапога наружу. Ко всему этому Водопьянов постоянно смазывался чем-то камфарным, носил в кармане коробку с камфарными шариками, глотал камфару, посыпал камфарой постель, курил камфарные сигаретки и вообще весь был пропитан камфарой. Это была его гигиена по Распайлю, - единственному врачу, которому он верил. Ходил он и двигался быстро, говорил голосом необыкновенно кротким и мягким и находился в постоянной задумчивости. Нрав и образ жизни Водопьянова были до крайней степени причудливы: к нему очень шли слова поэта:

    Он странен, исполнен несбыточных дум, Бывает он весел ошибкой;

    Он к людям на праздник приходит угрюм, К гробам их подходит с улыбкой. Всеобщий кумир их ему не кумир, Недаром безумцем зовет его мир.

    Водопьянов был бесконечно добр и участлив: он был готов служить всем и каждому чем только мог, но все горести людские при этом его не поражали и не тревожили. От этого многим казалось, что он лишен чувства и поступает добро и благородно только по принципу. Сам он тоже всякую скорбь переносил, не удостоивая ее ни малейшего внимания, - не смущался ничем и не боялся ничего. Он был холост, но имел на своих руках женатого брата с детьми и замужнюю сестру с ее потомством. Все это были люди плохие, нагло севшие на шею Водопьянова и не помышлявшие сойти с нее, как он не помышлял их спугивать.

    Есть или, по крайней мере, были у нас на Руси сострадательные барышни, одну из каковых автор вспоминает в эту минуту: в ее девической комнате постоянно можно было найти какую-нибудь калечку; на окне, например, сидел цыпленок с переломленною, перевязанною в лубок ногой; в шляпной коробке помещался гадостный больной котенок; под комодом прыгал на нитке упавший из гнезда желтоносый галчонок: все это подбиралось сюда откуда попало и воспитывалось здесь до поправления сил, без всякого расчета на чью бы то ни было благодарность. Дом Светозара Владеновича в своем роде был совершенно то самое, что описанная комната, с тою единственною разницей, что вместо галчат, котят и цыплят здесь обитали калеки и уродцы человеческой породы. Помимо ленивого и тупого брата и его злой жены, с их малоумным и злым потомством, и сестры с ее пьяным мужем и золотушными детьми, у Водопьянова был кучер, нигде нетерпимый пьяница, кухарка, забитая мужем, идиотка, комнатный мальчик-калека, у которого ноги стояли иксом в разные стороны: все это придавало всему дому характер какого-то нестроения. Почти то же самое было и в сельском хозяйстве, которым управлял Водопьянов, но, ко всеобщему удивлению, и дом "черного барина" не оскудевал, и полевое и фабричное хозяйство у него шло часто даже удачнее, чем у многих, самых рачительных, соседей. От этого в народе ходила молва, что "черный барин" что-то знает", - ион действительно нечто знал: он знал агрономию, химию, механику, знал силы природы в многоразличных их проявлениях, наблюдал их и даже умел немножко прозревать их тайны. Кроме того, он знал нечто такое, что, по общераспространенному мнению, даже и нельзя знать: он знал (не верил, а знал), что есть мир живых существ, не нуждающихся ни в пище, ни в питии, ни в одежде; мир, чуждый низменных страстей и всех треволнений мира земного. Водопьянов был спирит и медиум, хотя не давал никаких медиумических сеансов. Рука его не писала, но ухо что-то слышало, и это слышание было поводом ко множеству странностей, по которым образованные соседи не в шутку признавали его немножко помешанным и назвали "Сумасшедшим Бедуином". Заподозрить в Водопьянове некоторую ненормальность душевных отправлений было весьма возможно: в его поступках была бездна странностей: он часто говорил, по-видимому, совершенную нескладицу, и нередко вдруг останавливался посреди речи, прислушивался к чему-то такому, чего никто не слыхал, иногда он даже быстро кому-то отвечал и вдруг внезапно вскакивал и внезапно уходил или уезжал. Нередко он вдруг появлялся, прежде невхожий, в домах людей, очень мало ему знакомых и отдаленных: появлялся Бог знает для чего, а через короткое время снова уезжал. Словом, носился как Сумасшедший Бедуин по пустыне, почти не замечая живых людей и говоря с призраками.

    Месяц спустя после отъезда Михаила Андреевича в столицу, в один августовский темный вечер, прерывистый звон поддужного колокольчика возвестил гостя обитателям села Бодростина, и лакеи, отворившие дверь парадного подъезда, встретили "черного барина".

    Водопьянов пользовался за свою оригинальность и честность расположением Михаила Андреевича, но Глафира Васильевна, прежде очень интересовавшаяся этим оригиналом, вдруг разжаловала его из своих милостей. Сумасшедший Бедуин, по ее словам, тяжело действовал ей на нервы. Водопьянов бывал у Бодростиных очень редко и пред сим не показывал к ним глаз более года, но так как подобные странности были в его натуре, то внезапный приезд его не удивил Глафиру. Она, напротив, в этот раз, страдая немножко скукой, была даже рада посещению Водопьянова и, отдав приказание слуге просить приезжего в гостиную, живо обратилась к находившимся у нее гостям: Ларисе, Висленеву и Горданову, и сказала: "Рекомендую вам, господа, сейчас войдет оригинал, подобного которому едва ли кто-нибудь из вас видел: он мистик и спирит".

    - И даже медиум, мне кажется, - дополнила Лариса.

    - И натурально шарлатан, - прибавил Горданов.

    - Нимало, - ответила Бодростина. По залу между тем уже раздавались тяжелые шаги Светозара Владеновича.

    Водопьянов был одет очень хорошо, даже немножко щеголевато для деревни, держался скромно, но развязно и с самоуверенностью, но черные огненные глаза его вместе с непостижимою бледностию щек делали его и с виду человеком, выходящим из ряду вон.

    Глафира Васильевна встретила его очень радушно, отрекомендовала его своим гостям и назвала ему гостей. Водопьянов изо всех трех знал одну Ларису, но, подав всем руку и обменявшись приветствиями с последним по очереди, Висленевым, сказал:

    - Вас зовут Иосаф, очень редкое имя. Впрочем, все имена прекрасны, но не сообщают человеку своего значения.

    - Это хорошо или дурно? - заговорила с ним Бодростина.

    - Ни то, ни другое: человек значит только то, что он значит, все остальное к нему не пристает. Я сегодня целый день мучусь, заставляя мою память сказать мне имя того немого, который в одну из персских войн заговорил, когда его отцу угрожала опасность. Еду мимо вас и вздумал...

    - Что у нас об этом знают?

    - Да! Я думаю, здесь непременно есть люди, которые должны это знать.

    - Я каюсь в моем невежестве, - продолжала она, - я не знаю ни этого факта, ни этого имени.

    - Факт несомненен, - утвердил Водопьянов.

    - Он есть в истории: это было в одну из войн Кира, мне помнится, - заметил Горданов.

    - Ах, вам это помнится! Я очень рад, очень рад, что вы это помните. Не правда ли, странный случай? Мне один медик говорил, что это совсем невозможно, почему же? не правда ли?

    - Не знаю, как вам ответить: почему?

    - Да; это смешно, в каком младенчестве еще естественные науки. Я предлагал премию тому, кто скажет, почему петух в полночь поет; никто до сих пор не взял ее. Поэтому я верю, что немой мог заговорить. В природе все возможно!

    - Но возможно, чтобы курица ходила по улице, но чтобы улица ходила по курице, это невозможно!

    - Кто знает? А как вы полагаете: возможно ли, чтобы щука выскочила сама из реки, вспрыгнула человеку в рот и задушила его?

    - Не думаю.

    - А между тем в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году, двадцать третьего июля, на Днепре, под Киевом, щука выпрыгнула из воды, воткнулась в рот хохлу, который плевал в реку, и пока ее вытащили, бедняк задохнулся. И следствие было, и в газетах писали. Что? - отнесся он и, не дождавшись ответа, продолжал: - Ужасны странности природы, и нам, докуда мы сидим в этом кожаном футляре, нельзя никак утвердительно говорить, что возможно и что невозможно. У меня есть сильнодействующее средство от зубной боли, мне дал его в Выборге один швед, когда я ездил туда искать комнату, где Державин дописал две последние строфы оды "Бог", то есть: "В безмерной радости теряться и благодарны слезы лить..." Я хотел видеть эти стены, но не нашел комнаты: у нас этим не дорожат... Да; но я говорю о лекарстве. Это сильное средство уничтожает нерв, и его можно капнуть только на нижний зуб, а для верхнего считалось невозможным, но я взял одну бабу, у которой болел верхний зуб, обвязал ей ноги платком и поставил ее в углу кверху ногами и капнул, и она потом меня благословляла. Я сообщал этот способ в газеты, - не печатают, тоже, говорят, "невозможно". В наших понятиях невозможное смешано с тем, что мы считаем невозможным. Есть люди, которые уверены, что человек есть кожаный мешок, а им, однако, кажется невозможным допустить, что даровитый человек, царствовавший в России под именем Димитрия, был совсем не Лжедимитрий, хотя кожаный мешок был похож как две капли воды.

    - Вы, кажется, к Лжедимитрию неравнодушны? - молвила Бодростина.

    - Да; бедный дух до сей поры беспокоится такою клеветой. Бодростина переглянулась с гостями.

    - Он кто ж такой?

    - Когда он был духом, он не хотел этого ясно сказать, теперь же он опять воплощен, - отвечал спокойно Водопьянов.

    - Вы не скрываете, что вы спирит? - отнесся к нему Висленев.

    - Нет, не скрываю, для чего ж скрывать?

    - Я тоже не скрываю, что не верю в спиритизм.

    - Вы прекрасно делаете, но вы ведь спиритизма не знаете.

    - Положим; но я знаю то, что в нем есть смешного: его таинственная сторона. Вы верите в переселение душ?

    - Да, в перевоплощение духа.

    - Да, если чудесами называть все то, чего мы не научились еще понимать, или не можем понимать по несовершенству нашего понимательного аппарата.

    - А чему вы приписываете его несовершенства?

    - Природе этой плохой планеты. Плохая планета, очень плохая, но что делать: надо потерпеть, на это была, конечно, высшая воля.

    - Вы, стало быть, из недовольных миром?

    - Как вечный житель лучших сфер, я, разумеется, не могу восхищаться темницей, но, зная, что я по заслугам посажен в карцер, я не ропщу.

    - И вы видали сами чудеса? - тихо вопросила его Лариса.

    - О, очень много!

    - Какие, например? Не можете ли вы нам что-нибудь рассказать?

    - Могу охотно: я видел более всего нежданные победы духа злобы над чувствами добрейших смертных.

    - Но тут ничего нет чудесного.

    - Вы думаете?

    - Да.

    - О, ошибаетесь! Зло так гадко и противно, что дух не мог бы сам идти его путем, если бы не вел его сильнейший и злейший.

    - Нет, вы скажите видимое чудо.

    - Я видел Русь расшатанную, неученую, неопытную и неискусную, преданную ученьям злым и коварным, и устоявшую!

    - Ну, что это опять за чудо?

    - Каких же вы желаете чудес?

    - Видимых воочию, слышимых, ощущаемых.

    - О, им числа нет: они и в Библии, и в сказаниях, в семейных хрониках, и всюду, где хотите. Если это вас интересует, в английской литературе есть очень хорошая книжка Кроу, прочтите.

    - Но вы сами ничего не видали, не слышали, не обоняли и не осязали?

    - Скажите, что?

    - Я в детстве видал много светлых бабочек зимой.

    - Галлюцинация! - воскликнул Висленев.

    - Ну, понятно, - поддержал Горданов.

    - Это в пору детства; нет, вы скажите, не видали ли вы чего-нибудь в зрелые годы? - спросила Лариса.

    - И, главное, чего-нибудь страшного, - добавила Бодростина.

    - Да, видел-с, видел; я видел, золотой пух и огненный летали в воздухе, видел, как раз черная туча упала в крапиву.

    - Это все не страшно.

    - Я видел... видел на хромом зайце ехал бородатый старик без макушки, шибко, шибко, шибко, оставил свою гору, оставил чужую, оставил сорочью гору, оставил снежную и переехал за ледяную, и тут сидел другой старик с белою бородой и сшивал ремнями дорогу, а с месяца свет ему капал в железный кувшин.

    - Это нелепости! - заметила Бодростина. - Скажите что-нибудь попроще.

    - Проще? Это все просто. Я спал пред окном в Москве, и в пуке лунного луча ко мне сходил мой брат, который был в то время на Кавказе. Я встал и записал тот час, и это был...

    - Конечно, час его кончины, - перебил Висленев.

    - Да, вы именно отгадали: он в этот час умер.

    - Это всегда так говорят.

    - Но что вы слышали? - добивалась Лара, которой Водопьянов отвечал охотнее всех прочих.

    - Я слышу много, много, много.

    - И, виновата, вы и слышите все в таком же бестолковом роде, как видите, - отвечала Бодростина.

    - А? Да, да, да, все так. Вода спит слышно. Ходит некто, кто сам с собою говорит, говоря, в ладоши хлопает и, хлопая, пляшет, а за ним идет говорящее, хлопающее и пляшущее. Все речистые глупцы и все умники без рассудка идут на место, о которое скользят ноги. Я слышу, скользят, но у меня медвежье ухо.

    Он покачал свое густо обросшее волосами ухо и добавил:

    - Мне не дано слышать ясно, но Гоголь слышал час своей смерти.

    Водопьянов улыбнулся.

    - Вам это известно, что он помешался?

    - Говорят.

    - Однако все сбылось так, как он слышал.

    - Случай.

    - Оно же пришло: мы христиане.

    - Нет, нет, тогда "все раскуют мечи на орала и копья на серпы". Нет, это не пришло еще.

    - И не придет.

    - Придет, придет, придет, люди станут умнее и будут добрее, и это придет.

    - Я обоняю... даже здесь теперь запах свежераспиленной сосны...

    - Какие вздоры! Это я купаюсь в смоляном экстракте, - отвечала Бодростина, и, приближая к его лицу свою руку, добавила: - Понюхайте, не это ли?

    - Нет, я слышу запах новых досок, их где-то стругают.

    - Что за гиль! Гроб готовят, что ли? Нет, мы вам чудо гораздо получше расскажем, - воскликнула она и рассказала о странном и непонятном появлении ее мужа в распоронном мундире. - Скажите-ка, что это может значить?

    - О чем же молиться? Ведь смерть по-вашему - блаженство.

    - Да, смерти нет, нет Бога мертвых, нет и смерти, есть только Бог живых.

    - Простите, я позабыла, что вы бессмертны.

    - Как все с предвечного начала: "Я раб, я царь, я червь, я Бог".

    Водопьянов промолчал.

    Бодростина подумала, не оскорбился ли он, и спросила его об этом, но Сумасшедший Бедуин отвечал, что его обидеть невозможно, - всякий, обижая другого, - обижает себя и деморализуется.

    - Ну, прочь мораль! Я не моральна! Скажите-ка нам что-нибудь о переходе душ. Мне очень нравится ваша теория внесения в жизнь готовых способностей, и я ее часто припоминаю: мне часто кажется, что во мне шевелится что-то чужое, но только вовсе не лестное, - добавила она с улыбкой к гостям. - Не была ли я, Светозар Владенович, Аспазией или Фриной, во мне прегадкие инстинкты.

    - Что вы за вздоры говорите? - воскликнул слегка шокированный Висленев и, вставши, начал ходить.

    - Во мне тоже, - отвечал он, - нет нимало врожденного добра.

    - А между тем ведь вы добряк.

    - Нет; я очень зол, но не хочу быть злым, - мне это стоило работы.

    - А вы, конечно, знаете таких, которые перевоплощаются из честных душ и все честнеют?

    - Скажите, скажите о нем, - кто это такой?

    - Его здесь звали на земле дон Цезарь де Базан.

    - Испанский дворянин! - воскликнули все, не исключая лениво дремавшего Горданова.

    - Да; он был испанский дворянин, и он сделал это слово кличкой. Вы помните его, разумеется, по театральной пьесе.

    - И ко всему тому изрядно глуп, - подсказал Висленев.

    - Оставим, господа, кому он чем кажется. Пусть лучше Светозар Владенович расскажет нам, как испанский дворянин переселялся и в ком он жил.

    - Он жил в студенте Спиридонове, который в свою очередь жил в Москве в маленьком переулке возле Цветного бульвара. По крайней мере я там его узнал.

    - И пусть отсюда ваш рассказ начнется уже без перерыва.

    и между тем невольно ноги под себя подбираешь.

    Водопьянов начал.

    Часть: 1 2 3 4 5 6
    Часть 3, глава: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18 19
    Эпилог
    Примечания
    А. Шелаева: "Забытый роман"