ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Услышав такие слова от матери своего мужа. Тения ужаснулась и отвечала ей:
- От тебя ли о, Пуплия, могла я это услышать? Ты ведь мать Фалалея и должна бы поддержать мою твердость и верность супругу, а ты сама кладёшь нож в мои руки и посылаешь меня убить в себе мой женский стыд и добродетель супруги. После этого я не должна тебя слушать.
Пуплия же ей отвечала:
- Ах, твёрдость и верность прекрасны, но горе слишком несносно. Если бы ты жила в прежнем довольствии, я никогда бы тебе таких слов не сказала, но когда всех нас ждёт гибель, а ты можешь спасти нас, то я говорю: спаси нас, о, Тения!.. О, Тения, Тения! Спаси нас своею красотой!
И старая Пуплия упала перед ней на колени и покрыла своими седыми волосами её ноги.
- Но ведь я люблю своего мужа и моя верность для него дороже всякого счастия, какое могу я купить этою ценой.
- Разве я тебе говорю, чтобы ты его не любила?.. Но ради этих детей, которых ждёт доля презренных и нищих, если они тебе дороги, тебе должно быть не трудно принести себя в жертву.
- Не трудно... О боги! Это ли должна я услышать?
- "Не трудно" - я говорю потому, что и я, и другие, которых я знала, тоже любили и также имели стыдливость, но подавляли всё это в себе, когда надобно было, в честь Диониса и богини Изиды.
Пуплия ещё понизила голос и продолжала шёпотом:
- У жрецов в храме Изиды был чудесный напиток... Он вовсе безвреден... от него только после... день или два немножко болит голова. Очень немножко... Я видела, как его делали из маленьких голубых грибов... этот напиток, отнимающий память... И в нём ещё есть одно чудное свойство... Испивши его, ощущаешь объятья и ласки того, к кому сердце согрето любовью... Я знаю, где находить этот маленький губастый грибок, и его нашла уже и утомила его в горшочке... Он уже выпустил сок свой, туманящий память... Ты будешь в тумане сладостно грезить до самого утра, а утром чуть свет я сама приду за тобою к дверям Милия, ты передашь мне золото и я побегу выкупить из неволи Фалалея, а ты пойдёшь к морю, погрузишься вся в его волны, и, освежённая, придёшь домой, встретишься с мужем и любовные мечты прошлой ночи станут для вас действительностью.
- Что говоришь ты? Что ты говоришь? - воскликнула Тения.- Неужели всё это по-твоему можно?
- Без сомнения, можно,- отвечала, кивая головою, Пуплия, и ещё раз помянула всё, что приводил ей на память культ богини Изиды, и заключила вновь утешеньем, что сок из грибка, отводящего память, спасёт её от всего, что может помешать несмущённой искренности её чувств к освобожденному мужу.
На это Тения уже ничего не нашлась ответить: она только собрала горстями наперёд все свои волосы и, закрыв ими стыдом горящее лицо, застонала, произнося среди слёз:
- О, я несчастная! До чего меня хотят довести все людские советы! Я уже не в силах понять, как мне должно поступать, но мой стыд и любовь говорят, что я не должна согласиться на то, чему ты меня учишь.
- Грибок, отбивающий память, отведёт в сторону стыд.
- Да, дай мне, дай скорее этого сока, отводящего память, чтобы я могла позабыть то, что я от вас слышу. Во мне мешается смысл: я погибаю оттого, что начинаю не узнавать, где лежит настоящий путь моих обязанностей.
- Если любишь себя больше всех, тешь свой обычай, а если любишь Фалалея и детей - пожертвуй им своею гордыней и отведай грибка, отводящего память.
- Я люблю Фалалея и потому-то я и хочу сохранить себя непорочной; но ты его тоже любишь и требуешь от меня, чтобы я для него согласилась войти к постороннему мужчине и остаться с ним под влиянием напитка, отводящего память. Как же это, и одно, и другое,- внушает любовь! Которая ж любовь истиннее и больше?.. Я дохожу до безумия! Просветите мой ум, старые или новые боги!
- Всякий скажет тебе,- отвечала Пуплия,- что та любовь больше, которая сама о себе не думает. Мать любит больше жены!
- Больше!.. О нет! Никогда! Никогда! - воскликнула, стягивая себе горло волосами Тения, и с этим она встала, взяла свою арфу и пошла к виноградным шатрам, где ещё надеялась получить что-нибудь за своё пение от корабельщиков. Но её ждал здесь новый удар: девы Египта делали излишним здесь полное грусти пение Тении.
А в то самое время как Тения ушла из-под своего шалаша, к Пуплии пришёл Тивуртий и стал её расспрашивать: удалось ли ей сбить Тению? Пуплия ему рассказала всё вплоть до последних слов: "Никогда, никогда", но Тивуртий этим нимало не смутился и отвечал сквозь улыбку:
с человеком, который был глуп и упрям, и сказал: "никогда". Никогда - это глупое слово, и мудрец отвечал: "Никогда не должно говорить никогда". Продолжай своё дело и ты восторжествуешь.
- А я не надеюсь,- ответила Пуплия.- Тения слишком чиста, как камень белильный.
- Камень белильный! Что за беда - почернеет и камень белильный, если тихо, но долго по нём ударять и всегда в одно место. Она тебя уже слушает, это прекрасно: лишь бы только белое стало немножечко темнеть, а потом оно будет и синим, и жёлтым, и чёрным. "Никогда не надо говорить никогда". А надо вот что,- добавил он, склонясь к уху старухи,- надо спешить, чтобы Милию не наскучило ждать, и чтобы он с досады не открыл суд над Анастасом и не отбыл в Дамаск, прежде чем Тения скажет ему: "час благосклонен".
в вечерней прохладе должны были показать себя в соблазнительном виде привезённые Сергием девы Египта. Пояс Тивуртия на всякий случай был полон блестящими златницами и тут же был маленький мешочек с головками ароматной гвоздики, производящей волнение крови.