Лесков Николай Семенович


Реклама

Николай Лесков

Лесков Николай Семенович [1831-1895] - русский писатель. Р. в селе Горохове Орловской губ. в семье выслужившего дворянское звание выходца из духовенства. В 1847, после смерти отца и гибели от пожара всего небольшого имущества, бросает гимназию и поступает на службу канцеляристом в Орловскую палату уголовного суда. В 1849 переводится помощником столоначальника рекрутского присутствия в Киев, где много занимается самообразованием. После Крымской кампании в 1857 поступает на частную службу, сначала в Русское общество пароходства и торговли, а затем агентом по управлению имениями Нарышкина и Перовского. Служба эта, связанная с разъездами по России, обогащает Лескова запасом наблюдений. Печататься Лесков начинает на 30-м году жизни, в 1860 (статья в "СПБ ведомостях", ? 135, "Почему в Киеве дороги книги?" - о продаже Евангелия по повышенным ценам - и ряд статей в киевской "Современной медицине" и "Указателе экономическом" на публицистические темы: "о рабочем классе", о "полицейских врачах", об "ищущих коммерческих мест в России", о "распивочной продаже хлебного вина" и пр.). В 1861 Лесков переезжает в Петербург и начинает сотрудничать в ряде журналов: "Отечественных записках", обновленной "Северной пчеле", "Времени", "Русской речи" и др. В этот период Л. держится относительно либеральных воззрений, сотрудничает наряду с Г. З. Елисеевым, А. П. Щаповым и Н. А. Серно-Соловьевичем в журнале "Век" [1862] и пр. В 1866 в делах канцелярии СПБ полицеймейстера в записке "О литераторах и журналистах" читаем: "Елисеев, Слепцов, Лесков. Крайние социалисты. Сочувствуют всему антиправительственному. Нигилизм во всех формах" (Щукинский сборник, V). В действительности Л. относился отрицательно к крайним политическим, демократическим течениям, всецело стоя на почве буржуазных реформ 60-х гг. и причисляя себя к "постепеновцам". Лесков не видел никаких общественных сил, на которые могла бы опираться революция. "Социально-демократическая революция в России быть не может по полному отсутствию в русском народе социалистических понятий и по неудобству волновать народ против того, кого он считает своим другом, защитником и освободителем" ("Северная пчела", 1863, ? 166). Идее революции и радикального переустройства социального строя Лесков противопоставлял идею личного совершенствования, развития культурных навыков в народе, проповедь "малых дел", "нравственного манчестерства". Относясь не без сочувствия к идеям нигилизма, Лесков делит нигилистов на "настоящих", "постепеновцев" и "фразерствующих беспочвенных Рудиных", "пустых ничтожных людишек", исказивших здоровый тип Базарова и "опрофанирующих идеи нигилизма" ("Сев. пчела", 1863, ? 142, "О Чернышевском и его романе "Что делать?""). Во время петербургских пожаров в 1862 Лесков выступил в "Северной пчеле" со статьей, муссировавшей слухи о том, что в пожарах виновны студенты, и требовал от полиции или категорического опровержения этих слухов или наказания виновных. Статья вызвала бурю негодования и обвинений Л. в науськивании полиции на студентов. Л. напрасно старался оправдаться и разъяснить истинный смысл статьи; имя Стебницкого (псевдоним Л.) стало бранным словом. Ожесточенный бойкотом либеральной печати, порвав с демократическими увлечениями юности, Л. в течение всех 60-х гг. уже ведет упорную борьбу с "нигилизмом", т. е. с революционной демократией того временя. В 1864 он выступает в "Биб-ке для чтения" с романами "Некуда" и затем "На ножах" [1871], занимающими видное место в ряду реакционных романов 60-70-х годов ("Марево" Клюшникова, "Взбаламученное море" Писемского, "Панургово стадо" Вс. Крестовского, "Бесы" Достоевского и др.). "Новых людей" Л. изображает морально несостоятельными и беспочвенными. Памфлетно-карикатурное изображение деятелей 60-х гг. (в образе Белоярцева выведен писатель Слепцов, в маркизе де Лаваль - писательница Евгения Тур) сделало Л. мишенью самых яростных нападок со стороны так наз. разночинской критики. "Найдется ли теперь в России, - спрашивал Писарев в "Прогулке по садам российской словесности", - кроме "Русского вестника" хоть один журнал, который осмелился бы напечатать на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера Стебницкого и подписанное его фамилией".

Издеваясь над движением 60-х гг., Лесков окончательно порвал связь с революционно-демократическими кругами, от некоторого влияния которых он не свободен был в первый период своей деятельности. Разоряемое кризисом крепостного хозяйства мелкое дворянство, теряя под ногами социальную почву и недостаточно четко определив себя политически, в середине и конце 50-х гг. нередко выступало против старой, дореформенной системы попутчиком нигилистов - "разночинского" революционно-демократического движения. Но уже к 1861-1862, в годы развертывающихся буржуазных реформ, в процессе все обострявшейся социальной диференциации и растущих классовых противоречий, часть этих мелкопоместных слоев дворянства в основном выступает в защиту "прусского пути" развития, означавшего для нее процесс буржуазного перерождения. Тем самым они противопоставляют себя защитникам интересов освобожденного от земли крестьянства, сторонникам "американского пути" развития русского капитализма, последовательным революционерам-демократам, "нигилистам" и примыкают к правительственному дворянско-буржуазному блоку. В этой сложной социально-политической обстановке 60-х годов становятся понятными как резко-антинигилистическая позиция Л., изживавшего свою деклассацию в переходе на позиции средних слоев буржуазии, так и последующий разрыв его с правыми кругами в период крутой реакции 80-х гг. Эта эволюция Л. нашла свое полное отражение в его творчестве. В нем сказались настроения именно этих средних слоев пореформенной буржуазии, враждебно настроенных к последовательному революционно-демократическому движению шестидесятых и семидесятых годов, которое угрожало не только устоям крепостного хозяйства, но и всему их жизненному укладу и патриархальной морали этих социальных группировок.

Характерная для Лескова антинигилистического периода героиня - это Женни Гловацкая, стоящая в стороне от политического оживления шестидесятых годов. Женни Гловацкая создала в бедном домике своего отца, уездного смотрителя училищ, крепкий мещанский уют. "Ее пленяли и Гретхен, и Пушкинская Татьяна, и мать Гракхов, и та женщина, кормящая своею грудью отца, для к-рой она могла служить едва ли не лучшей натурщицей в целом мире. Она не умела мыслить политически, хотя и сочувствовала Корде и брала в идеалы мать Гракхов. Ей хотелось, чтобы всем было хорошо... Ну, как достичь этого скромного желания? "Жить каждому в своем домике"..." Излюбленным героем Л. является провинциальный протопоп Савелий Туберозов, добрый, простой, подвижнически выполняющий свои пастырские обязанности и страдающий за свои религиозные убеждения, когда злонамеренные враги русского народа (из поляков или из властвующей бюрократии) затевают против него заговор. Лесковские симпатии неизменно принадлежат людям, живущим патриархально-буржуазным бытом. Он изображает их неподдающимися перенесенным с Запада социальным теориям, которые пользуются такой популярностью в столичных "салонах". Мценского уезда" [1930]

С 70-х годов тема нигилизма становится для Лескова неактуальной. Если она еще сильно звучит в "Соборянах" [1872], то в следующих вещах - "Запечатленный ангел" [1873], "Очарованный странник" [1873], "На краю света" [1876] и других - интерес Лескова направляется почти всецело в сторону церковно-религиозных и моральных вопросов.

К этому периоду относится сближение Лескова с правыми общественными кругами: славянофилами и правительственной партией Каткова, в журнале которого ("Русский вестник") он печатается в 70-х годах. В это время определяется морально-религиозный характер его творчества, приведший его к концу жизни к сближению с Л. Толстым. Однако церковно-исторические и религиозные вопросы уживались у Л. с неугасавшим в нем интересом к общественной жизни. Все творчество Л. дает исключительно богатый материал для широкой картины дореформенной и пореформенной России, невежество, бюрократический строй и социальный гнет к-рой Л. раскрыл с исключительной остротой. В особенности излюбленным материалом был для Л. быт духовенства, чиновничества и крестьян. Поразительной силы достигает сатира Л. в таких вещах, как "Смех и горе", "Загон" и др. "Мелочи архиерейской жизни", печатавшиеся в 1878-1883 очерки из быта высшего духовенства, возбуждают неудовольствие против Л. в высших сферах, в результате которого Лесков увольняется "без прошения" из ученого комитета министерства народного просвещения, в котором он служил с 1874. Этим ознаменовался разрыв Лескова с катковской партией и новое сближение с сильно поправевшими в 80-х годах либеральными кругами. Отход от церковности и сближение с Л. Толстым довершают умственные блуждания Лескова. "Во всяком случае, теперь, - писал он Микулич-Веселитской в 1893, - я бы не стал их ("Соборян" - П. К. ) писать и охотно написал бы "Записки Расстриги", а может быть еще напишу... Клятвы разрешать, ножи благословлять, браки разводить, детей закрепощать, выдавать тайны, держать языческие обычаи пожирания тела и крови, прощать обиды, сделанные другому, оказывать протекцию у создателя или проклинать и делать еще тысячи пошлостей и подлостей, фальсифицировать все заповеди и просьбы повешенного праведника - вот что я хотел показать людям... Но это, небось, называется "толстовство", а то, нимало не сходное с учением Христа, есть православие. Я и не спорю, когда его называют этим именем, но оно не христианство". Общественно-политические и моральные Лескова "Тупейный художник" [1922] убеждения Лескова, всегда отрицательно относившегося к "чистому искусству", пронизывают все его вещи. Начав свою литературную деятельность с общественно-психологического романа ("Некуда", "На ножах"), Лесков уже в нем борется с традиционными особенностями дворянского романа той поры: эгоцентризмом его композиции, медленностью его темпов, с элегизмом описаний, - всему этому противопоставляя, с одной стороны, фабульную нагроможденность, сюжетный детектив и, с другой - широчайшую вереницу бытовых жанристских зарисовок. Эти две, казалось бы взаимно исключающие стихии прекрасно уживаются у Л. (например "Соборяне"). Неудача "На ножах" заставляет Лескова отказаться от романа и приводит его к хронике, очерку, публицистической статье, в которых Л. обращается к народному "сказу" ("Блоха"), к использованию сюжетов древне русских прологов ("Мелочи архиерейской жизни"), к стилизациям под изографическое искусство древности ("Запечатленный ангел"), к легендам (о "Совестном Даниле", "Невинный Пруденций") и т. п.

"Интересность" подаваемого материала с 70-х годов начинает доминировать в творчестве Л. Установка на сообщение "интересных" фактов приводит Л. к документализму и к своеобразной экзотичности материала. Отсюда же портретность героев его произведений, в которых современники не без основания усматривали памфлеты. Л. обращается для своих рассказов к историческим мемуарам, архивам, используя старинные народные легенды, сказания, "прологи", жития, тщательно собирая фольклорный материал, ходячие анекдоты, каламбуры и словечки.

Отталкиваясь от традиций дворянской литературы по линии тематики и композиции, Лесков отталкивался от нее и по линии языка. Господствующему в литературе стершемуся языку Лесков противопоставляет тщательную работу над словом. Сказ и стилизация - основные методы лесковской стилистики. Почти во всех его рассказах повествование ведется через рассказчика, особенности говора к-рого Л. стремится передать. Одной из своих главных заслуг он считает "постановку голоса", заключающуюся "в уменьи овладеть голосом и языком своего героя и не сбиваться с альтов на басы. В себе я старался развивать это уменье и достиг кажется того, что мои священники говорят по-духовному, мужики - по-мужицкому, выскочки из них и скоморохи - с выкрутасами и т. д. От себя самого я говорю языком старинных сказок и церковно-народным в чисто лит-ой речи". Все это делало вещи Л. - "музеем всевозможных говоров". Одним из излюбленных приемов языка Л. были искажения речи и "народная этимология" непонятных слов. Мелкоскоп, долбица умножения, популярный советник, вексельбанты, хап-фрау, непромокабли, укушетка, верояции и пр. встречаются у Л. на каждой странице, оскорбляя пуристское ухо его современников и навлекая на него обвинения в "порче языка", "вульгарности", "шутовстве", "вычурности" и "оригинальничании". Причудливость и антикварная манера письма вместе с богатством фабульных моментов и остротой сюжетных ситуаций делают Л. мастером новеллы, вносящим в "высокую" лит-ру элементы своеобразного изысканного лубка (см. в особенности "Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе", "Леон дворецкий сын", "Заячий ремиз" и др.). Все эти элементы его стиля делают Л., стоявшего особняком в современной ему лит-ре, продолжателем и обновителем традиций буржуазной литературы тридцатых - сороковых годов (Вельтман, Даль), сближают его с работой таких этнографов-беллетристов, как П. Якушкин, П. Мельников-Печерский и др.

Не получив при жизни заслуженной им лит-ой оценки, презрительно трактовавшийся критиками как "писатель-анекдотист", Л. получает полное признание только в буржуазной лит-ре XX в., культивировавшей орнаментальную работу над языком, сказ, тягу к фольклору. Его стилистическая система сказалась в творчестве Ремизова, Замятина, в прозе А. Белого и через них в работе "Серапионовых братьев" и в особенности у Зощенко. В наши дни нового подъема "проблемного" романа, выдвинувшего на первый план общественно-политические задачи социалистического строительства, неизбежно падает интерес к Л., чуждому ведущим тенденциям совет. лит-ры. За автором "Левши" остается однако значение бытописателя определенной среды и одного из лучших мастеров русской прозы.

П. Калецкий


Поиск по ключевым словам
(по творчеству и критике)

0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  

Самые встречающиеся слова:


Приглашаем посетить сайты